В дополнение Эдуард Осипович, используя находящуюся в его руках систему поощрений, давно ввел в лаборатории такую практику, когда одни сотрудники писали докладные записки на других, и сделал он это осмысленно и расчетливо. Аладьян знал, насколько плохо может получиться, если коллеги станут еще и друзьями в жизни. Тогда они будут уже полностью ненадежными людьми. А ненадежных не держат в такой лаборатории. Вернее, наоборот, держат… Только уже не в качестве сотрудников. Как держали до момента преждевременной кончины того сотрудника, что нашел общий язык с журналистами. Его еще четыре года держали, пока организм мог быть годным для проведения экспериментов. Дольше в этих стенах мало кто выдерживает. Те же французские журналисты больше года не протянули…
…Генерал заглянул в закуток дежурного. Дежурный капитан и дежурный врач резко встали, чуть не облившись чаем, который пили.
– Я на второй этаж… Быстро вернусь… – сказал Эдуард Осипович.
Даже если он уходил надолго, он всегда говорил, что вернется быстро…
* * *
После непродолжительного совещания со следственной бригадой, когда Бурундукову доложили все предварительные результаты, уже знакомые ему по электронному варианту уголовного дела, полковник распустил всех до утра по домам, оставив в кабинете только двух следователей – капитана Валентина Васильевича Рублева и майора Александра Владимировича Максакова. Это были как раз те два человека, на которых он вполне мог положиться, и мог с ними поделиться своими соображениями.
– Значит, мы пришли к единому мнению, что в гараже работали «профессионалы высокого полета»…
«Профессионалами высокого полета» традиционно зовутся не доморощенные специалисты, а люди, прошедшие высококвалифицированную подготовку в каких-то серьезных государственных структурах и, возможно, до сих пор на государственные структуры работающие. При этом, как правило, допускалось два основных варианта. Согласно первому, наиболее предпочтительному для руководства, «профессионалы высокого полета» считали, что им на службе платят незаслуженно мало, и искали работу на стороне, то есть в дополнение ко всему подрабатывали в каких-то криминальных структурах, собственных профессионалов такого уровня не имеющих. По второму варианту, наиболее сложному и опасному в расследовании, эти профессионалы выполняли свою профессиональную обязанность, то есть действовали по приказу собственного руководства и в интересах ведомства, в котором служили.
– Тут сомнений быть не может, – согласился Валентин Васильевич Рублев. – Простой уголовник даже не отключит грамотно камеры слежения. В случае общего отключения электричества, к чему обычно прибегают в таких случаях уголовники, электроника сама в течение трех секунд врубает генератор, и камеры продолжают работу.
Всегда мрачный Александр Владимирович Максаков слушал молча, и, если не возражал, значит, соглашался. Майор, вообще, здраво считал, что слово – золото, а собственное слово считал золотом высшей пробы и потому словами не разбрасывался.
– Что по поводу охраны думаете?
– Трясти надо… – категорично заявил капитан. – Только так, чтобы они сами не почувствовали, откуда корни растут. Повод для проверки есть. Пригрозить приостановкой лицензии, чтобы были посговорчивее… Допустили такое громкое убийство – это провал в профессионализме. Следует профессионализм проверить… А заодно и все остальное…
– Охранное предприятие «Цербер»… – сказал наконец-то свое веское слово майор Максаков. – Только шесть лет работают. Опыт минимальный. Кто возглавляет?
– Какой-то отставной мент, подполковник, – сказал Рублев. – Это все, что я знаю.
– С утра и узнай побольше… – приказал Бурундуков. – Охранники на твоей совести. А ты…
– Я бы оружием вплотную занялся, – опытный Максаков сам выбрал себе то направление, которое хотел ему предложить Виктор Анисимович.
– Верно мыслишь… Мысли какие-то есть?
– Есть мысли… Пока не буду говорить…
– Скорость полета бронебойной пули? – осторожно спросил полковник.
– Именно… Сверхзвуковая начальная скорость, и глушитель, который не глушит… И охранник, который ничего не слышал, хотя был совсем рядом…
– И кто-то, кто приказал охране ничего не слышать? – глядя в глаза майору, спросил Виктор Анисимович.
– Именно…
– Все правильно. Обсудите это вместе, чтобы друг другу ножку не подставить. Я пока план мероприятий набросаю. Начальство требовать будет… И никому о результатах. На общей планерке – ничего. Сначала прощупаем, с кем дело имеем. Жду утром… Свободны…
Следователи вышли, а полковник посмотрел на часы, потом позвонил дежурному по комитету, чтобы поинтересоваться, кто из начальства на месте. Начальство на месте было почти полностью. Следовательно, ждут от него доклада. Надо срочно «настучать» план мероприятий. Хорошо хоть принтер отремонтировали. Начальство не любит читать с монитора…
* * *
Ожидание всегда тягостно и утомляет значительно сильнее, чем какое-то дело, даже трудное, требующее применения сил. По вечерней Москве и проехать можно быстро, не то что днем. Но кассету все не привозили, хотя уже почти два часа прошло в напряженном ожидании. Любовь Петровна так и сидела на диване, чувствуя слабость в ногах и не решаясь встать и походить по квартире, как она ходила недавно. Мариша же, пользуясь тем, что Андрейка, наконец-то, устал капризничать и уснул, кажется, основательно, заняла место у окна, чтобы увидеть тех, кто появится до того, как в дверь позвонят. Тоже боялась, что звонок Андрейку потревожит и придется снова его укладывать. Она несколько раз собиралась позвонить мужу, старшему лейтенанту спецназа ГРУ, но Любовь Петровна советовала не торопиться до тех пор, пока не посмотрят кассету.
– Приехал кто-то… На «уазике»… Военный, кажется… Темно… Военный, да… – сказала наконец Мариша и, шлепая тапочками матери, заспешила к двери, хотя до двери от машины следовало добираться не две секунды.
Открыв входную дверь, она услышала, как в подъезде хлопнула дверь, потом лифт пополз сначала вниз с какого-то из верхних этажей и после этого сразу начал подниматься. Мариша просчитала правильно. Лифт остановился на их восьмом этаже, двери раздвинулись, и на лестничную площадку вышел сухощавый капитан со смутно знакомым лицом. Сразу увидел Маришу, коротко глянул на номер квартиры и молча протянул пластиковый пакет.
– Просили передать…
– Спасибо, – сказала Мариша. – Чаю попьете?
– Извините, спешу… Вы, кажется, жена старшего лейтенанта Марочкина?
– Да.
– Я у вас на свадьбе был. В военном городке. Капитан Юровских… Николаем меня зовут… Еще раз извините. До свидания…
И капитан Юровских тут же скрылся в лифте, автоматические двери которого пришлось придержать руками, чтобы не закрылись перед носом.
Видеокассету в видеомагнитофон вставляла Мариша. Руки ее при этом слегка подрагивали, и кассета никак не могла войти в паз правильно. Наконец, все получилось, и дочь с матерью в молчании трижды просмотрели запись сюжета.