Заявив, что «насилие по отношению к среднему крестьянству представляет из себя величайший вред», Ленин и его сторонники добились решительного изменения политики по отношению к среднему крестьянству на VIII съезде партии. Еще более радикальный поворот, связанный с провозглашением «новой экономической политики» и отказом от политики «военного коммунизма», был осуществлен Лениным на X съезде РКП(б) в начале 1921 года. Одновременно Ленин выступал за принятие самых суровых мер по отношению к тем, кто допускал произвол и беззакония. Он предупреждал об опасности тех, кто поспешил вступить в партию после 1917 года. Ленин писал: «„Новичкам“ в нашей партии мы не даем ходу. Съезд назначил даже особую перерегистрацию. Пойманных бандитов, рвачей, авантюристов мы расстреливаем и расстреливать будем».
Хотя в условиях нэпа случаи коррупции среди членов партии участились, РКП(б) проявила способность к очищению своих рядов. В масштабах всей партии или ее отдельных организаций осуществлялись «чистки». Так, только в ходе «вторичной чистки» в Компартии Грузии из ее состава было исключено около 30 % членов партии. Несмотря на «генеральную чистку» 1921 года и «новую чистку» 1922–1923 годов, в ходе которой в Туркестане из 30 тыс. членов партии было оставлено 16 тыс. членов, а в Бухаре из 14 тыс. — 1 тысяча, положение в этом регионе было признано «неблагополучным».
«Чистки» выявляли наличие в партии людей, глубоко чуждых принципам коммунистической идеологии и задачам борьбы за интересы трудящихся. Чтобы ослабить влияние «классово чуждой» идеологии, ЦК принимал меры для усиления связей партии с рабочим классом. На пленуме ЦК РКП(б) (29–31 января 1924), состоявшемся вскоре после смерти Ленина, было принято постановление «О приеме рабочих от станка в партию». Массовый прием рабочих в партию 1924 года был назван «ленинским призывом». За пять месяцев в партию было принято более 240 тысяч человек. Среди них рабочие составили 92,4 %. В результате доля рабочих в РКП(б) увеличилась в 2 раза.
Однако предложение Ленина о том, чтобы ввести в состав ЦК 50—100 рабочих для предотвращения раскола среди его членов, так и не было реализовано. Состав ЦК был увеличен, но за счет тех, кто уже входил в ряды партийных руководителей. Между тем партийные руководители на местах и в центре погрязли в склоках. В приложении к докладу И. В. Сталина по организационным вопросам на XII съезде партии отмечалось, что склоки охватили многие губернские города: Астрахань — «нездоровые отношения между губкомом и губ. ЦКК; область немцев Поволжья — борьба между „марксштадтцами“ и „покровцами“; Брянск — трения в обкоме; Пенза — конфликт между секретарем губкома и председателем губисполкома; Вологда — губернская Контрольная комиссия обвинила в непартийности секретаря губкома и председателя губисполкома; Тула — острая борьба между сторонниками и противниками губкома». Отмечались также конфликты между латышами и русскими в псковской парторганизации, трения на национальной почве в кустанайской организации. Эти склоки сопровождались обвинениями противоборствующих сторон во всех смертных грехах и всевозможных уклонах от генеральной линии партии. Получалось, что значительная часть партийной верхушки была разделена на группировки, сплотившиеся вокруг противостоявших друг другу в борьбе за власть местных руководителей.
Многие из тех, кто пришел к власти в 1917 году, были убеждены в своем праве оставаться навечно во главе великой страны, постоянно празднуя победы в Гражданской войне и другие успехи, достигнутые под их руководством. В своем докладе «О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии», который сделал Сталин, выступая по итогам апрельского (1926) пленума ЦК РКП(б), он говорил: «У нас царит теперь разгул, вакханалия всякого рода празднеств, торжественных собраний, юбилеев, открытий памятников и т. д. Десятки и сотни тысяч рублей ухлопываются на эти „дела“. Надо, наконец, понять, что имея за спиной нужды нашей промышленности, имея перед лицом такие факты, как массу безработных и беспризорных, — мы не можем и не имеем права допускать этот разгул и эту вакханалию расточительности». При этом Сталин замечал: «Знаменательнее всего то, что у беспартийных замечается иногда более бережное отношение к средствам нашего государства, чем у партийных. Коммунист действует в таких случаях смелее и решительнее… Объясняется это, пожалуй, тем, что коммунист иногда считает законы, государство и т. п. вещи делом семейным.
Именно поэтому иному коммунисту не стоит большого труда перешагнуть, наподобие свиньи (извиняюсь, товарищи, за выражение), в огород государства и хапнуть там или показать свою щедрость за счет государства».
Сталин также обращал внимание на то, что «щедрость за счет государства» проявляется и в снисходительном отношении к жуликам и ворам. Пересказав содержание публикации в «Комсомольской правде» о жулике и расхитителе, Сталин подчеркивал: «Заслуживает тут внимание не столько сам вор, сколько тот факт, что окружающая публика, зная о воре, не только не боролась с ним, а, напротив, непрочь была хлопать его по плечу и хвалить его за ловкость, ввиду чего вор стал в глазах публики своего рода героем… Когда ловят шпиона или изменника, негодование публики не знает границ, она требует расстрела. А когда вор орудует на глазах у всех, расхищая государственное добро, окружающая публика ограничивается смешками и похлопыванием по плечу. Между тем ясно, что вор, расхищающий народное добро и подкапывающийся под интересы народного хозяйства, есть тот же шпион и предатель, если не хуже… Таких воров у нас сотни и тысячи. Всех не изведешь с помощью ГПУ».
Правовой нигилизм, царивший в советском обществе и так возмущавший Сталина, во многом создавался теми коммунистами, которые, по его словам, «наподобие свиньям» расхищали «народное добро». Совершенно очевидно, что Сталин имел в виду не рядовых членов партии, а руководителей различного уровня, которые могли «хапать», пользуясь своим властным положением. Значительная часть этих людей принадлежала к воспетой Бухариным «железной когорте». Эти люди по-прежнему занимали ведущее положение среди руководителей партии и страны. Хотя в партии принимались меры для обуздания морального разложения и коррупции, среди «железной когорты» сохранялась некритичная самооценка своих поступков и уверенность в том, что ее представители не имеют себе в стране равных по способности управлять страной. Это способствовало консервации взглядов, суждений и методов работы, сложившихся в чрезвычайных условиях Гражданской войны.
Эти противоречивые черты правящего слоя проявились по мере того, как страна приступила к реализации планов индустриализации и коллективизации.
Теоретические выводы Сталина о возможности ускоренного развития страны с целью преодоления отставания от других стран мира и укрепления позиций социалистического сектора в экономике оправдались в ходе первой же пятилетки. Валовая продукция крупной промышленности за пятилетку, которая была в основном выполнена за 4 года и 3 месяца, увеличилась в 2,3 раза. При этом продукция машиностроения выросла в 4,4 раза. Удельный вес промышленности, составлявший 51,5 % в сумме валовой продукции промышленного и сельскохозяйственного производства, возрос до 70,7 %. В результате СССР превратился из страны аграрной в индустриальную страну. Это подвело экономическую базу для всесторонних революционных перемен, которые осуществлялись сверху.