Шведская Прибалтика была разделена на Эстляндскую (Северная Эстония) и Лифляндскую (Южная Эстония и Северная Латвия) губернии. С 1645 года остров Сааремаа также перешел к Швеции. Шведские провинции Прибалтики использовались прежде всего для производства зерна. 80 % валовой стоимости экспорта Эстляндии составлял хлеб. Впрочем, немалую роль играл и транзит товаров из России в Западную Европу и обратно.
Торговля зерном приносила немалые прибыли не только Швеции, но и верхам в ее прибалтийских провинциях. Города Прибалтики богатели и развивались. В XVII веке в Эстляндии появились зачатки мануфактурного производства (стеклоделательное предприятие в Хюти на острове Хийумаа в 1628 году, лесопильная мануфактура для обработки меди в Нарве в 1650 году, бумажная мельница в Таллине в 1664 году и т. д.).
Налицо были и признаки развития культурной жизни. В 1632 году был основан университет в Дерпте (Тарту). (Правда, среди его студентов преобладали выходцы из семей остзейских баронов.) В 1684–1688 годах близ Дерпта существовала учительская семинария, а в 80-е годы были созданы первые сельские школы. В 1689 году стала публиковаться первая газета в Эстляндии (правда, на немецком языке).
В XX веке на эти факты стали ссылаться, говоря о «благодетельности» пребывания Прибалтики под властью шведов. На деле неоспоримые свидетельства прогресса были следствием усиленной эксплуатации крестьянства Эстонии и Латвии в годы шведского владычества. Чтобы обеспечить высокую производительность сельского хозяйства, был установлен жестокий крепостнический режим. Как отмечалось в пятом томе «Всемирной истории» (М., 1958), «шведский гнет тяжело ложился на плечи местного трудящегося населения, особенно крестьянства. Повышенные по сравнению с собственно Швецией государственные налоги, постоянные реквизиции сельскохозяйственных продуктов и скота (особенно во время частых войн в районе самих балтийских провинций), разнообразные извозные повинности, а самое главное, увеличение барщины и ухудшение юридического положения крестьянства характеризуют наиболее ярко этот период шведского господства в Прибалтике. Правительство тщательно сохраняло и поддерживало права и привилегии местного остзейского дворянства, являвшегося здесь господствующим классом… Законом от 1 февраля 1632 года о земских судах санкционировалось крепостное право в Лифляндии и утверждалась полицейская власть помещика с правом «домашнего наказания» непослушных крестьян… Крепостной считался полной собственностью помещика, который мог своих крестьян отчуждать или предоставлять кредитору в счет погашения долгов и процентов по ним».
Шведские власти постоянно увеличивали наделы своих дворян. К 1680 году в Лифляндии государству принадлежало около 1 % земли, шведскому дворянству — около 58 % и немецкому дворянству — около 35 %. По мере того как государственные земли переходили к дворянам в виде пожалований, положение крестьян ухудшалось. Как сказано во «Всемирной истории», «крестьянские земельные наделы в Прибалтике систематически сокращались вследствие увеличения барской запашки, вызванного ростом хлебного экспорта. Уже по переписи 1638 года, не менее 22 % всех крестьян являлись батраками, оставшимися без земли или имевшими лишь небольшое подсобное хозяйство. Беднейшее крестьянство, даже если оно и вело свое полевое хозяйство, находилось в весьма тяжелых условиях, прежде всего из-за недостатка рабочего скота. Волы и лошади имелись только у состоятельных крестьян. Крестьянин-бедняк нередко вынужден был сам впрягаться в соху вместе с женой и таким образом обрабатывать свой жалкий участок. Многие крестьяне не имели коров и вместо них содержали коз. Барщина на помещика считалась «нормированной» определенным количеством дней в году; фактически же помещик мог требовать и дополнительной барщины под видом «помочей» и т. п.».
Как отмечали авторы «Всемирной истории», «от тяжкой барщины и растущих государственных налогов крестьяне искали спасения в бегстве, и вопрос о бегстве крестьян и мерах борьбы с ним составлял предмет постоянных забот ландтагов (съезды дворян по губерниям), ландратов (выборные от дворянства), различных земских судов и генерал-губернатора. Крестьяне спасались бегством в Ригу, Ревель (Таллин) и другие города, а также в Польшу, Литву, Курляндию и Россию. Шведское правительство в ответ на жалобы местных баронов неоднократно предъявляло этим государствам требования о выдаче таких перебежчиков».
В ответ на усиление крепостного гнета в Эстляндии и Лифляндии прокатились волны крестьянских выступлений. На их подавление были направлены карательные отряды. Особенно сильными были крестьянские выступления в 50-х, 60-х и 90-х годах XVII века.
Авторы «Всемирной истории» констатировали: «В конце века гнет шведского дворянского государства привел крестьянское хозяйство к явной катастрофе. В 1696–1697 годах в Лифляндии и Эстляндии, как и в соседних странах, было подряд несколько неурожайных годов. Результатом неурожая в Прибалтике был голод и страшная эпидемия. Только в одной Эстляндии за эти годы погибло 75 тысяч человек». В результате этого население Эстляндии сократилось с 350 до 280 тысяч человек.
Впрочем, не легче было положение и сельского населения в части бывшей Ливонии, захваченной Речью Посполитой. Например, в Курляндии, являвшейся вассалом Польши, беглым крестьянам отрубали ногу.
Между тем, разделив между собой Ливонию, Речь Посполита и Швеция сразу после завершения Ливонской войны стали разрабатывать планы дальнейшей экспансии, предусматривавшие расчленение России и ликвидацию ее государственной самостоятельности. После 1583 года Стефан Баторий выдвинул план создания коалиции европейских государств против Османской империи. Одним из условий создания такой коалиции было подчинение России власти Речи Посполитой. Планы захвата русских земель в Карелии, на Кольском побережье и в устье Северной Двины разрабатывались и в Швеции. Однако смерть Стефана Батория и период «бескоролевья» в Речи Посполитой, обострение польско-шведских отношений, вылившееся в войну из-за Прибалтики, временно отсрочили нападение на Россию.
Первой попыткой покорить Россию стал поход под руководством марионетки Речи Посполитой и Рима — Лже-дмитрия в 1604–1605 годах. Как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «польские и литовские паны опирались на русских бояр, противников царя Бориса Годунова».
Эти известные события в нашей стране часто называют началом польской интервенции в Россию. Следует подчеркнуть, как это сделано в «Истории Литовской ССР», что вместе с польскими интервентами на Россию шли и литовские феодалы. К ним, например, принадлежали и Сапеги. Правда, следует оговориться, что со времен первых уний с Польшей многие литовские феодалы стремились «ополячиться», принимая польские обычаи и используя в обиходе польскую речь.
Но нужно сделать еще одну оговорку. Сами Сапеги были русского происхождения. И это было обычным явлением в то время, когда многие литовские роды имели русские корни, а русские бояре были литовского происхождения (например, многие из них были из рода Гедеминовичей).
Следует также помнить, что успеху польско-литовских интервентов способствовала изменническая деятельность ряда русских бояр. И не только тех, кто имел родственные связи с Литвой. Ставя свои интересы или интересы своего рода выше национальных, они без особых угрызений совести становились на путь сотрудничества с врагами России.