Тридцать лет назад, когда чикагская школа впервые смогла перенести свою контрреволюцию из учебников в реальный мир, это также было попыткой стереть с лица земли страны и построить на пустом месте нечто новое. Как Ирак в 2003, Чили в 1973 году хотели сделать образцом для всего бунтующего континента, и на протяжении многих лет эта страна действительно служила моделью. Жестокие режимы, применявшие идеи чикагской школы в 70-х, поняли, что для создания идеальных новых стран в Чили, Аргентине, Уругвае и Бразилии необходимо искоренить многие группы людей вместе с их культурой.
В странах, пострадавших от политической чистки, появляется общественное желание разобраться с историей такого насилия — там возникают комиссии и расследования, раскапывают секретные захоронения и начинают проводить судебные процессы по поводу военных преступлений. Но хунты Латинской Америки действовали не самостоятельно: их направлял и поддерживал Вашингтон, и до, и после переворотов, и об этом свидетельствуют многочисленные документы. Так, во время переворота 1976 года в Аргентине, когда были схвачены тысячи молодых активистов, хунта получала щедрую финансовую поддержку Вашингтона (как сказал Киссинджер, «если вам необходимо что-то делать, делайте это побыстрее») . В тот год президентом был Джеральд Форд, Дик Чейни был начальником штаба армии, Дональд Рамсфельд — министром обороны, а Киссинджеру тогда помогал честолюбивый молодой человек Пол Бремер. Этих людей никто не обвинял в том, что они поддерживали хунты, и они могли делать успешную карьеру на протяжении многих лет. Так что они снова собрались вместе три десятилетия спустя, чтобы осуществить удивительно похожий — но только более жестокий — эксперимент в Ираке.
В своей речи, сказанной в момент инаугурации, Джордж Буш назвал период между окончанием холодной войны и началом войны против террора «годами покоя, годами субботнего отдыха — а затем настал день огня» . Вторжение в Ирак обозначило возобновление жестокого крестового похода прежних дней с теми же методами — использованием сильнейшего шока, который сметает все препятствия и расчищает место для создания образцового корпоративистского государства, свободного от любых посторонних вмешательств.
Психиатр Эвен Кэмерон, работавший при финансовой поддержке ЦРУ, пытался «избавить» от навязчивых состояний своих пациентов, углубляя их регрессию до инфантильного состояния, верил, что если этому способствует слабый шок, значит, сильный шок будет еще эффективнее. Он атаковал мозг всеми возможными способами: электричеством, галлюциногенами, сенсорной депривацией, сенсорной перегрузкой, — любым средством, которое позволило бы стереть все, что там было, и создать условия «чистого листа», на котором можно было бы напечатать новые мысли и новые модели поведения. Точно такой же была и стратегия вторжения и оккупации в Ираке, только масштаб побольше. Организаторы этой войны осмотрели свой арсенал шоковых тактик и решили применить их все. Это молниеносные бомбардировки в сочетании с тщательно продуманными психологическими операциями, а вслед за этим быстрейшая и самая масштабная политическая и экономическая шоковая терапия из всех, когда-либо осуществленных, и наконец, в случае сопротивления, облавы на мятежников, которые будут подвергнуты откровенному насилию.
Часто люди, анализируя войну в Ираке, приходят к выводу, что вторжение прошло «успешно», но оккупация оказалась неудачей. Однако при этом упускается из виду тот факт, что вторжение и оккупация являются двумя частями единой стратегии — первые бомбардировки были нужны для стирания основы, чтобы взамен заложить новый фундамент для развития страны.
Война как массовая пытка
Для стратегов, разрабатывавших в 2003 году вторжение в Ирак, ответ на вопрос «куда воткнуть иголки», похоже, звучал повсюду. Во время Войны в Заливе 1991 года около 300 крылатых ракет «Томагавк» были использованы за пять недель. В 2003 году более 380 подобных ракет были запущены всего за один день. Между 20 марта и 2 мая, когда происходила «основная битва», американские военные сбросили на Ирак более 30 тысяч бомб, а также 20 тысяч высокоточных управляемых крылатых ракет — 67 процентов от всего количества когда-либо произведенных .
«Я так боюсь, — говорила Ясмин Муса, мать троих детей, во время бомбежек. — Не проходит и одной минуты, как ты слышишь, что куда-то упала бомба. Во всем Ираке, наверное, не осталось и клочка земли, где можно чувствовать себя в безопасности» . Это означало, что план «Шок и трепет» выполнял свою задачу. Открыто нарушая законы войны, которые запрещают коллективные наказания, военная доктрина «Шок и трепет» с гордостью декларирует, что ее мишенью являются не только военные силы противника, но и, как подчеркивают авторы, «общество в широком понимании» — и массовый страх играет тут роль важнейшей стратегии.
Другой отличительной характеристикой доктрины является четкое понимание войны как телеспектакля, который одновременно разыгрывают перед разными аудиториями: перед неприятелем, перед американцами, сидящими в своих домах, и перед любым другим потенциальным врагом. «Когда результаты таких атак транслируются в реальном времени по CNN, они оказывают важное позитивное воздействие на союзников и негативное — на потенциальных противников», говорится в руководстве «Шок и трепет» . С самого начала вторжение было задумано как послание Вашингтона всему миру на языке вспышек и оглушительных звуков взрывов, от которых трясется город. В своей книге «Доктрина одного процента» (The One Percent Doctrine) Рон Сускинд объясняет, что для Рамсфельда и Чейни «важнейшим импульсом вторжения в Ирак» послужило желание «устроить демонстрацию для любой страны, которая отважится приобрести вооружение массового поражения или хотя бы игнорировать авторитет Соединенных Штатов». Это была уже не столько стратегия войны, сколько «глобальный эксперимент по управлению человеческим поведением» .
Война — это всегда немного спектакль и непременно сообщение для масс, но Рамсфельд со своими знаниями технологий и медиа, приобретенными в мире бизнеса, сделал маркетинг страха самой сутью военной доктрины США. Во время холодной войны ядерная атака составляла сущность стратегии сдерживания, но все понимали, что ядерные ракеты должны оставаться в своих шахтах. Нападение же на Ирак носило иной характер: Рамсфельд использовал почти все, кроме ядерной бомбы, чтобы это зрелище действовало на восприятие, играло на нервах и передавало сообщения, которые надолго останутся в памяти, при этом цели тщательно подбирались с точки зрения их символического смысла и телегеничности. В этом смысле война по замыслам Рамсфельда, часть его проекта «трансформации», гораздо меньше походила на полевые стратегии генералов (они постоянно пытались снизить его стремительность) для сражения «стенка на стенку», чем на атаку террористов, которым Рамсфельд объявил вечную войну. Террористы достигают своих целей не с помощью прямого столкновения, они пытаются воздействовать на дух общества, устраивая шоу, которые одновременно демонстрируют как уязвимость их противника, так и безжалостность самих террористов. Такого рода концепция стояла как за терактами 11 сентября, так и за вторжением в Ирак.
Часто доктрину «Шок и трепет» описывают как стратегию парализующего обстрела, но ее авторы видят тут нечто большее: по их мнению, это разработанная психологическая программа, направленная «непосредственно на общественное сопротивление противника». И эти средства нам уже знакомы по другому ответвлению американского военного комплекса — это сенсорная депривация и сенсорная перегрузка, которые позволяют вызвать дезориентацию и регрессию. Явно перекликаясь с учебником ЦРУ по допросам, «Шок и трепет» излагает: «Грубо говоря, быстрое достижение господства предполагает контроль над окружающей средой и возможность парализовать противника либо перегрузить его восприятие и способность к пониманию ситуации». Цель всего этого — «сделать противника совершенно недееспособным». Сюда входят такие стратегии, как «манипуляция в реальном времени вводом информации и ощущениями... Можно почти буквально "включать и выключать освещение", которое позволяет потенциальному агрессору видеть и оценивать состояние и события, связанные с его силами и, в конце концов, с его обществом», можно также «лишить противника возможности сообщения или наблюдения в специфических сферах» . Таким образом, Ирак подвергли пытке, продолжавшейся месяцами, и этот процесс начался еще до взрыва первой упавшей бомбы.