Большинство винит либералов-реформаторов, предложенный ими курс преобразований широко осуждается как слишком радикальный, не отвечающий российским условиям, ведущий к чрезмерным жертвам. Ссылки на наследие коммунистического режима не принимаются: давно, дескать, было, да и резкое падение производства, открытая инфляция и неплатежи совпали по времени с либеральными реформами. Считается, что они же повинны и в финансовой дестабилизации, вызвавшей решения 17 августа.
Мы полагаем необходимым прямо заявить: системный кризис российской экономики, упадок страны в целом порождены прежде всего коммунистическим режимом, планово-распределительной системой, милитаризацией, разбазариванием ресурсов, теми колоссальными диспропорциями в хозяйстве, которые были ими созданы, тем растлением трудовой и человеческой морали, которые они оставили за собой. И сейчас, когда коммунистические лидеры в расчете на короткую память людей хотят заставить их забыть об этом, воспользоваться недовольством граждан, чтобы вернуть власть, мы считаем своим долгом напомнить: главные виновники — они и их духовные отцы. Они уже ничего не могут предложить стране, кроме обмана, кроме еще более глубокого кризиса.
Подлинные реформы предпринимаются для того, чтобы предотвратить хаос и катастрофу, которые ожидали нашу страну в результате коммунистического эксперимента. И если мы сейчас во многих местах наблюдаем хаос, то это не от реформ, а оттого, что они либо не проводились, либо проводились плохо и не смогли достичь цели.
Рыночные реформы, жизненно необходимые России, чтобы вырвать ее из коммунистической западни и вернуть на магистральный путь развития мировой цивилизации, по объективным причинам не могли быть легкими. Более того, из-за глубоких деформаций в российской экономике они должны были идти труднее, чем в любой другой стране, независимо от принятой стратегии и качества ее исполнения.
Реформы шли параллельно с процессом демократизации, начатым М. С. Горбачевым, и с распадом Союза, который она подтолкнула. В итоге тоталитарное государство было разрушено, а новое российское демократическое государство, вынужденное пользоваться многими ненадежными, в значительной мере разложившимися институтами прежнего государства, включая суд, прокуратуру, органы безопасности, поначалу не могло не быть слабым. Это означало, в частности, отсутствие сильных властных рычагов для осуществления трудных преобразований с наименьшими потерями. Это также означало необходимость частых компромиссов ради гражданского мира.
В итоге государство осталось большим, т. е. обремененным многочисленными обязательствами, которые достались по наследству и были непосильны в новых условиях. Слабое и большое государство — один из важнейших факторов переживаемого нами кризиса, его глубины и продолжительности.
В руках такого государства есть один рычаг — свобода. Дайте свободу, если не можете дать денег! Вот почему либеральные идеи были востребованы.
Политико-экономическое содержание прошедшего первого этапа реформ состояло в противоборстве во власти двух основных сил: с одной стороны, немногочисленной группы приверженцев либеральных реформ, большей частью выходцев из интеллигентной среды крупнейших городов, а с другой — представителей прежней номенклатуры, осознавшей большей частью неизбежность реформ и во многом инициировавшей их.
Но цели реформ две эти силы видели по-разному. Либералы стремились к свободной рыночной экономике как важнейшему фактору процветания России. Их оппоненты, закрепившиеся во властных структурах и захватившие контроль над значительной частью государственной собственности, хотели номенклатурного капитализма, в котором они сохранили бы свои позиции.
Номенклатурный, или бюрократический, капитализм предполагает:
• предоставление свободы предприятиям как в рыночной экономике, но с неприемлемыми для нее мягкими финансовыми ограничениями, характерными для советской системы: можно бездумно тратить, можно и воровать, но не нести за это ответственности — как советский директор перед партией, так и собственник перед рынком;
• сращивание бизнеса и власти, которое позволяет реализовать режим безответственности и приобщить бюрократию к дележу получаемых выгод.
Выгоды эти, разумеется, извлекаются за счет государства, за счет тех, кто не вхож в коридоры власти, за счет большинства населения. Законность подменяется торгом между предприятиями и правительством за субсидии и льготы. Это одна из причин слабости государства.
Когда экономика уже по сути стала рыночной, выбор между свободным конкурентным рынком и номенклатурным капитализмом становится главным. Успех может принести только свободная рыночная экономика, но сила инерции тянет на второй путь.
Все последние годы между этими силами шла борьба, которую смягчали взаимные уступки и компромиссы, зачастую лишавшие реформы содержания, резко снижавшие их эффективность. В этом и есть главная причина затянувшегося кризиса, в том числе его обострения в 1998 году.
При этом неизбежно нарастание социального напряжения, недовольства самых разных слоев населения, чьи интересы хотя бы временно ущемлялись. А вместе с тем возрастание со временем сопротивления реформам, усиление политической оппозиции и ослабление позиций реформаторов.
Возмущение руководителей предприятий ВПК и других отраслей, живших заказами казны и не знавших конкуренции, выступления шахтеров, учителей и других групп трудящихся в знак протеста против ухудшения их материального положения, противостояние с парламентом, стремление политических лидеров нажить популярность и уйти от ответственности — все это можно было предвидеть. Этого не могло не быть.
Следовало ли поэтому отказаться от реформ? Ни в коем случае, ибо альтернативой был бы хаос.
Однако противодействие реформам со стороны различных влиятельных групп интересов, представляющих номенклатурный капитализм, оппозицию, парламент, превзошло все ожидания. Лоббистские группировки раз за разом проталкивали решения о льготах и привилегиях, о финансовых операциях, позволявших им растаскивать государственные средства. Парламент не только постоянно препятствовал формированию прогрессивной законодательной базы реформ, но и, напротив, принимал невыполнимые популистские законы, увеличивавшие и без того непомерные обязательства государства. Под лозунгами защиты интересов народа левое большинство в Думе явно вело разрушительную для страны работу.
Это особенно наглядно проявилось тогда, когда левые в Думе, постоянно подвергавшие обструкции законодательные инициативы правительств Черномырдина и Кириенко, вдруг по тем же вопросам стали поддерживать правительство Примакова. Тем самым коммунисты и их сателлиты в Думе разоблачили себя, ясно показав, что до сих пор действовали в своих узкопартийных интересах, по принципу «чем хуже (для страны), тем лучше (для них)».
В итоге оказалось, что в силу постоянного давления всех противников преобразований и радетелей за свой карман и неуверенности исполнительной власти переход к рыночной экономике в России пошел по одному из самых консервативных, медленных и, стало быть, наиболее болезненных вариантов.