Другое важное звено в вертикали власти – взаимоотношения между субъектом Федерации и местными органами. Напомню, Аристотель считал, что демократия возможна только в полисе, общине численностью не более 5 тыс. членов. Алексис де Токвиль в своей классической работе «Демократия в Америке» рассматривал ту же проблему немного иначе: «Без общинных институтов нация может сформировать свободное правительство, однако истинного духа свобод она так и не приобретет» (цит. по: Либоракина 2003: 6).
Я вспоминаю рассказ бывшего министра труда Российской Федерации Г. Меликьяна после посещения им одного поселка в Ленинградской области где-то в 1997 году: «Облупленные „хрущобы“, грязные подъезды без света, с выбитыми стеклами. Непролазная грязь вокруг. В домах все время отключают тепло, воду, электричество. Жители жалуются: жить невозможно стало. Спрашиваю, а вы что-то предпринимали, пытались сделать? Ведь котельная у вас под боком, вода – тоже. У вас здесь местная власть, которую вы сами выбирали. Можно что-то сделать своими руками. Почему вы ждете заботливого начальника или доброго дядюшку. В ответ – молчание. Безнадега!»
Думаю, весьма типичная для России картина: квартал, район, город приобретают пристойный вид только при наличии деятельных активистов среди жильцов или же энергичных местных руководителей, болеющих за общее дело. Если таковых нет – все приходит в запустение. Чаще всего люди равнодушны, апатичны, делать что-нибудь сообща для собственного благоустройства не хотят. Как говорил Николай Лосский, для русских характерно безразличие к «средней области культуры» (Лосский 1991: 56): дома у них – порядок, государево дело в почете, но за порогом дома – разруха. Поэтому, наверное, мы так дивимся облику европейских городов, так безнадежно киваем в свою сторону.
Власть предержащие в такой ситуации стоят перед альтернативой: 1) рассчитывать на активизацию общинной (коммунальной) жизни и всячески ей содействовать, принуждая граждан брать на себя ответственность и участвовать в общественных делах и создавая пространство для конкуренции при выдвижении местных лидеров; 2) не тратить много времени и сил на эту малопродуктивную работу, самим назначить начальника, дать ему деньги и власть над этим «стадом»: даже если он украдет, всегда будет с кого спросить.
Прежде чем сделать выбор, надо задуматься, а почему так вышло, почему мы такие? Главная причина состоит в том, что исторически власть всегда предпочитала свободному и ответственному выбору людей контролируемое и падкое до взяток начальство (см. ниже, в разделе 12. 2, дискуссию о национальном характере и культуре), потому что «государевы дела» и эфемерное величие державы всегда являлись приоритетом для внутренней политики России. Если это так, то следует иметь в виду, что еще один выбор в пользу начальника будет означать предпочтение старой наезженной колеи дороге к храму.
Отмеченная альтернатива отчасти находит свое соответствие в международном опыте управления: первая – в англосаксонской модели, точнее – в автономной модели местного самоуправления, исключающей участие государства и устанавливающей его зависимость лишь от воли избирателей. Характерно, что автономная модель, кроме Великобритании, США, Канады, Австралии и Индии, апробирована также в Скандинавском регионе, Нидерландах и Швейцарии, т. е. в странах с высоким уровнем развития гражданского общества, ближе всего стоящих к «демократии участия».
Вторая альтернатива, чисто бюрократическая, в демократических странах практически не встречается, существует лишь так называемая смешанная или континентальная модель, предусматривающая контроль государственных органов над местным самоуправлением или же некую субординацию между ними, делегирование местным органам ряда государственных полномочий с соответствующим финансированием (Франция, Германия, Италия, Испания). В англосаксонской модели предполагается фискальная автономия (самостоятельное установление местных налогов и сборов), в континентальной модели – расщепление федеральных налогов на доли разных уровней власти при утверждении годовых бюджетов и субсидирование местных бюджетов с целью финансового выравнивания (Либоракина 2003: 32—38). Мне кажется убедительным предложенное Хорстом Зибертом противопоставление двух типов федерализма, касающееся и местного самоуправления: федерализм кооперативный, или перераспределительный, предполагающий фискальное выравнивание и длительные переговоры по любому вопрос у (Германия), и федерализм конкурентный – с фискальной автономией и стремлением каждой общины, каждого региона привлечь к себе бизнес и налогоплательщиков, как в США (Зиберт 2003: 197—198). В эту классификацию следует также включить федерализм унитарный, наше отечественное изобретение, при котором все решается в центре или на вышестоящих уровнях, а ответственность возлагается на регионы, – при полном формальном соблюдении Конституции и узаконенном разграничении властных полномочий.
В СССР существовала единая иерархия Советов народных депутатов, включавшая местные советы и выполнявшая государственные функции. В 1990 году был принят Закон «Об общих началах местного самоуправления и местного хозяйства в СССР», на бумаге признавший местное самоуправление «самоорганизацией граждан», но в реальной жизни не имевший значимых последствий. Конституция 1993 года определила местное самоуправление как самостоятельное решение населением вопросов местного значения, в том числе установление местных налогов и сборов (Конституция 1993: 130), т. е. подтвердила выбор в пользу автономной модели. В то же время законодательство предусматривало и право на делегирование органам местного самоуправления отдельных государственных полномочий с передачей им необходимых финансовых и иных средств (Зиберт 2003: 12).
Из всего сказанного можно заключить, что государство оставляло себе возможность использования смешанной модели, близкой к континентальной. В 1998 году Россия ратифицировала Европейскую хартию местного самоуправления, принятую в 1985 году и примирявшую англосаксонскую и континентальную модели в отношении передачи местным органам значительной части государственных функций и управления в рамках закона и в интересах населения (Либоракина 2003: 48).
В 1995 году был принят Закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ», конкретизирующий положения Конституции. Он вводил понятие «муниципального образования» и определял его неотъемлемые характеристики: муниципальная собственность, бюджет, выборные органы местного самоуправления и устав. В Законе содержался также перечень из 30 вопросов, относящихся к ведению органов местного самоуправления.
Такова законодательная база, созданная к началу путинского президентского правления. А практика? Для практики характерно постоянное и широко распространенное противостояние региональных и местных властей – в борьбе за полномочия, за собственность, за деньги. Наиболее вопиющим было так называемое «удмуртское дело» 1996 года, когда по инициативе главы администрации Удмуртии В. Волкова парламент республики принял Закон о ликвидации органов местного самоуправления путем замены выборов глав местных администраций их назначением. Тогда Конституционный суд Российской Федерации вынес решение о неконституционности этого Закона и отменил его. Сходное решение было принято и в отношении Конституции Республики Коми. Впрочем, финансирование органов местного самоуправления повсюду зависело от субъектов Федерации. По данным Института экономики города, в 1999—2002 годах доля собственных источников местных бюджетов в общем объеме их доходов сократилась с 13 до 5%. Постоянный и нарастающий дефицит средств не позволял и не позволяет им действенно выполнять свои функции (Там же, 59).