Замена СПС в 2002 г. Советом Россия – НАТО стала качественным шагом вперед в развитии российско-западных отношений. Этому способствовал ряд факторов: выход на первый план в повестке дня международной безопасности тематики борьбы с терроризмом, геостратегическая фокусировка на регионе Большого Ближнего
Востока, снижение значения «российского фактора» в политической и военной деятельности НАТО, тривиализация НАТО в российском общественном и элитном мнении и ряд других. Проблема членства России в НАТО, как и проблема защиты ее территории от НАТО, утратила актуальность, что создало условия для прагматического сотрудничества там, где у сторон имеются общие интересы. В институциональном плане главной позитивной новацией стала замена прежнего формата «18 против одного» форматом «круглого стола» при формальном равенстве участников и свободном обмене мнениями между ними.
Партнерство России и НАТО стало стабилизирующим фактором российско-западных отношений. Главный политический смысл этого партнерства заключается в постепенной демилитаризации отношений между Россией и западными странами, прежде всего европейскими. Уже сейчас война между Россией и Германией столь же непредставима, как и война между Германией и Францией. С США, однако, отношения взаимного ядерного сдерживания фактически продолжают существовать. В практическом отношении сотрудничество России и НАТО в ряде функциональных областей (миротворчество, ПРО, чрезвычайные ситуации и др.) стимулирует процесс модернизации российской военной организации. Сотрудничество за пределами Европы (в частности, в Афганистане)61 создает дополнительные условия для успеха миссии НАТО, тем самым укрепляя безопасность соседей и союзников России в Центральной Азии и косвенно – безопасность самой России.
В то же время в России сохраняется характерное двоемыслие в отношении НАТО. Альянс рассматривается одновременно и как партнер, и как потенциальный противник. Фактически ответ дается такой: сегодня партнер, послезавтра, возможно, противник. Что должно произойти между «сегодня» и «послезавтра», не уточняется. Формула, казалось бы, устраивает всех. Политическому руководству она позволяет продолжать сотрудничать с
Западом в военной области, обеспечивая таким образом решение задач модернизации страны, и в то же время выглядеть «патриотично» в глазах традиционалистской части правящего слоя и «жить в мире» с противящимся переменам военным чиновничеством. Политические декларации и военное планирование явно не сходятся.
Минусы такой двойственности очевидны. Происходит постоянная дезориентация своих военных и иностранных партнеров. И первые, и вторые не понимают, где российское правительство говорит искренне, а где лукавит. Получают поддержку откровенно реакционные силы общества – несмотря на то, что в реальности военной угрозы убеждено явное меньшинство россиян62. Сохранение призрака западной угрозы – необходимая питательная среда для периодических истерий – будь то в связи с расширениями НАТО, кризисами на Балканах, ситуацией на Украине, на Кавказе, в Белоруссии, передислокацией вооруженных сил США из центра на юго-восток Европы. Блокируются позитивные начинания в военной области. Неясно, к каким типам войн готовится страна, что является истинными приоритетами, а что – «обманками».
Время от времени российское руководство выступает с вполне реалистическими заявлениями насчет того, что членство стран СНГ в НАТО не является для Москвы предметом беспокойства (благодаря сотрудничеству России и НАТО)63 или что военное присутствие Запада в Центральной Азии не является трагедией. Расширение НАТО, ущемляя традиционные российские геополитические интересы, одновременно делает эту организацию менее эффективной в качестве военного блока. Украина в составе НАТО означала бы формальное завершение геополитического отступления России в Европе. В то же время только больное воображение способно увидеть в «натовской» Украине военную угрозу России. Тем не менее Верховный главнокомандующий – президент России не дает четких указаний, которые закрыли бы эпоху «холодной войны» с Западом в отечественном военном строительстве. Несмотря на последствия советской пропаганды и частые информационные истерики 1990-х годов, относительное большинство россиян в первой половине 2000-х годов высказывалось в пользу сближения с НАТО64.
Итак, интеграции России в НАТО, трансатлантическую систему безопасности не произошло. Россия в начале XXI в. строит свою безопасность одновременно и вместе с Западом, и против него. Такой характер отношений с НАТО объясняется прежде всего тем, что альянс – даже после терактов 11 сентября 2001 г. и войны в Ираке – воспринимается в Москве преимущественно как организация, в которой доминируют США. Интересно в этой связи сравнить отношения России и НАТО с отношениями между нею и Европейским союзом.
Еще в 1989 году Михаил Горбачев отказался от военно-политического и идеологического доминирования СССР в Центральной и Восточной Европе и выступил с идеей общеевропейского дома. В течение последующих полутора десятилетий такой дом действительно был выстроен (на других основаниях и по другому проекту), но Россия оказалась вне его. Более того, она остается по сути единственной европейской страной, которая в обозримом будущем (15–20 лет) не имеет реальных шансов «войти в Европу». О чем идет речь?
Содержание понятия «Европа» непрерывно менялось на протяжении двух с половиной тысячелетий65. На рубеже XXI в. политическая и экономическая Европа стала фактически тождественной Европейскому союзу. Эта Европа перестала быть полем, т. е. понятием пространственным, географическим. Она стала актором, т. е. самостоятельным фактом политической жизни, но одновременно остается и форумом входящих в ЕС национальных государств. Географическая и культурная Европа шире (и она, разумеется, включает Россию), но при обсуждении проблем международных отношений – в том числе внешней политики России – сейчас и на перспективу имеет смысл говорить о Европе-ЕС.
В период «холодной войны» Москва намеренно не обращала особого внимания на предшественника Евросоюза – Европейское экономическое сообщество. Главной реальностью коллективного Запада считалось НАТО, ЕЭС же выступало в качестве его «экономической подпорки»66. Стремясь максимально использовать «внутриимпериалистические противоречия», Советский Союз предпочитал иметь дело с отдельными государствами, по возможности игнорируя их объединения. Наследники Ленина следовали его формуле: при капитализме Соединенные штаты Европы либо невозможны, либо реакционны. Москва установила прямые отношения с ЕЭС только в 1991 г.
На Западе даже после 1989 г. Европу воспринимали как простирающуюся вплоть до советской границы. Единственным исключением были три балтийские республики. Советский Союз считался европейской державой в смысле наличия у него интересов в Европе. Наряду с США его назвали «полуевропейской» страной. «Какое бы будущее мы ни предвидели для европейской конструкции, – писал директор Французского института международных отношений Тьерри де Монбриаль, – Советской Союз никоим образом не может стать ее членом»67. Будущее Европы самим европейцам виделось не в «общем доме» с СССР, а в европейской интеграции. Наиболее последовательные сторонники интеграции преследовали цель создания политически сильной Европы, способной стать достойным партнером США. При этом Восточная Европа рассматривалась на рубеже 1990-х годов как зона влияния ЕЭС, а Советский Союз – как партнер в рамках системы европейской безопасности. Только в рамках этой системы СССР становился частью Европы.