Однако вскоре все изменилось. Первые сражения не разрешили исхода борьбы, но принесли огромные потери. Армии нуждались в массовой мобилизации живой силы всех возрастов. Затем последовала мобилизация как мужского, так и женского гражданского населения для работы на заводах, производивших огромные материальные запасы, которые необходимы современным вооруженным силам, чтобы вести боевые действия и просто поддерживать свое физическое существование. Вдобавок требовались сельскохозяйственные, ископаемые, транспортные, финансовые, научно-технические и другие ресурсы. Экономическую доктрину laissez faire [16] , свойственную XIX в. и еще до войны пережившую несколько сокрушительных ударов, постигла внезапная и неестественная смерть. Вскоре правительство запустило свою руку во все, что имело хотя бы отдаленное отношение к войне, включая, например, здоровье людей, условия их жизни, количество потребляемых ими калорий, заработную плату, профессиональные навыки, свободу передвижения и т. д.
Для осуществления контроля над процессом мобилизации, как по мановению волшебной палочки, вырастали огромные бюрократические структуры. Вскоре организации, созданные Вальтером Ратенау, Дэвидом Ллойд Джорджем и чуть позже Бернардом Барухом, набрали собственную мощь, расходуя деньги и поглощая ресурсы в немыслимых, по довоенным меркам, количествах. Чем масштабнее и интенсивнее была мобилизация, тем сильнее обострялся военный конфликт. В 1918 г. дневное потребление снарядов ведущими армиями в пятьдесят раз превосходило соответствующее количество 1914 г., и другие показатели не отставали. Чем интенсивнее велись боевые действия, тем сильнее оказывалось давление на всю социальную систему каждой страны с целью втянуть ее в войну, пока все страны не оказались накрепко сцепившимися друг с другом в смертельных объятиях. К 1916 г., периоду Соммы и Вердена, война превратилась в самодостаточного монстра, с которым неспособны были справиться даже самые стойкие государственные деятели. Вместо того чтобы воспользоваться войной как средством достижения своих целей, государство как институт оказалось перед угрозой быть уничтоженным ею вместе с населением, экономикой, политикой, правительством и т. д.
Одним из тех, благодаря кому сложилась такая ситуация, был Эрих Людендорф, офицер германского штаба, отличившийся во время Льежской операции 1914 г. Потом он воевал на Восточном фронте, разработав победоносные операции близ Танненберга и Мазурских озер. Когда его начальник генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург был назначен в июле 1916 г. главнокомандующим немецкой армии, Людендорф последовал за ним. Заняв пост первого генерал-квартирмейстера штаба верховного командования, он фактически стал военным диктатором Германии, разве что так не назывался. Людендорф использовал свое положение для мобилизации ресурсов страны, чтобы вести войну в таком масштабе и с такой интенсивностью, которые превосходили даже те ошеломительные по своему размаху действия, которые предпринимались в 1914–1915 гг. В начале лета 1918 г., одержав победу над Россией и начав серию мощных наступлений на Западном фронте, он близко подошел к тому, чтобы выиграть войну. Когда же впоследствии удача отвернулась от немцев, он сломался, оставив страну без руководства. После войны он на время сблизился с Гитлером. Затем вместе со своей второй женой он открыл издательство, специализировавшееся на антисемитской литературе.
Последняя книга Людендорфа, опубликованная в 1936 г., называлась Der Totale Krieg [17] . В ней он пытался подвести итог своему опыту и оправдаться в своих ошибках. Существенная часть книги представляла собой прямую атаку на идеи Клаузевица, чье определение войны как «продолжения политики» Людендорф предлагал «выбросить за борт». Современные условия требуют, чтобы политика была продолжением войны, понимаемой ныне как борьба нации за выживание, в которой нет запрещенных приемов. Der Totale Krieg изобилует обвинениями в адрес людей и организаций, которые, как жалуется автор, мешали ему и не дали направить все ресурсы Германии на военные усилия. В списке виноватых были различные государства, входившие в Германскую империю, партии и профсоюзы, промышленники, медиабароны, даже сам канцлер. Все они, как утверждается в книге, встали у него на пути, предпочтя свои эгоистические интересы интересам страны.
Тем не менее Der Totale Krieg была не только подведением итогов предыдущей войны, но и планом следующей. Чтобы не допустить повторения ситуации, Людендорф требовал выбросить на свалку традиционное разделение между правительством, армией и народом. В военной форме или без нее, вся страна должна превратиться в подобие гигантской армии, в которой каждый мужчина, женщина и даже ребенок нес бы службу на своем посту. У руля этой военной машины должен стоять военный диктатор. Der Feldherr — т. е., конечно, сам Людендорф — должен обладать абсолютной властью, включая неограниченную судебную власть, которая позволила бы ему казнить членов национального сообщества, препятствовавших, по его мнению, ведению войны. Но, пожалуй, самое радикальное здесь то, что эта система не ограничивается военным временем. Современный вооруженный конфликт ведется в таких масштабах и требует такой длительной подготовки, что единственным решением может быть только увековечивание диктатуры.
Взгляды Людендорфа, безусловно, были крайностью, являя собой вершину немецкого милитаризма. При этом, они коренились в гораздо более обширной западной философской школе, которая начиная примерно с рубежа XIX–XX вв., рассматривала «эффективность» как высшее достижение человека и искала различные способы изменить социальную структуру для достижения этой цели. Что еще важнее для нашего исследования, вскоре взглядам Людендорфа суждено было стать ужасной реальностью. Вторая мировая война заставила вытащить старые планы по мобилизации из дальнего ящика и стряхнуть с них пыль. Это относилось даже к тем странам, которые поначалу оставались в стороне от военных действий, но которые на собственном горьком опыте узнали, что такое экономические трудности, вызванные войной. Второй раз за четверть века воюющим сторонам приходилось играть всеми мускулами. На сей раз все это происходило в таком масштабе и с такой безжалостностью, которые, вероятно, заставили бы побледнеть самого Людендорфа, который умер в 1937 г.
По мере того как происходила мобилизация, а война приобретала тотальный характер, деятельность правительства разделилась на два русла. Его самые важные функции стали военными. Этот факт хорошо иллюстрирует карьера Альберта Шпеера — бывшего архитектора, ставшего менеджером, — который принял должность рейхсминистра вооружения и боеприпасов, не существовавшую до 1939 г. К 1943 г. Шпеер достиг такого положения, что стал фактически вторым человеком после Гитлера в Grossdeutsche Reich [18] . Теоретически, да во многом и на практике тоже он обладал абсолютным правом решать, кто и что должен производить, из какого сырья и по каким ценам. По объему средств, находящихся в его распоряжении, и количеству людей, работавших на него, — порядка 20 миллионов человек — Шпеер полностью затмевал всех остальных министров. В своих мемуарах он с гордостью отмечает, что, по сравнению с ним, генералы, командовавшие войсками, и близко не подходили к той власти, которой обладал он. Шпеер, осмелившийся втянуть грозного Гиммлера в борьбу за рабский труд, обошел даже Германа Геринга, долгое время бывшего вторым лицом после Гитлера. По правде говоря, ситуация в стане союзников мало отличалась. Сталин проводил такую же безжалостную мобилизацию, как и Гитлер, и любой рабочий, вздумай он возмущаться, был бы тут же расстрелян. Отчасти благодаря демократическим традициям, а отчасти — географическому фактору, облегчавшему их положение, у Великобритании и Соединенных Штатов просто не было необходимости заходить так далеко. Однако для беспрепятственной мобилизации в этих странах вводились многочисленные ограничения личных свобод, а масштаб военных усилий был, возможно, даже выше, чем у противника.