Если войны ведут не правительство и не армия, то кто? Ответ зависит от конкретного исторического периода. Если следовать в обратном хронологическом порядке, то можно обнаружить, что в начале современной эпохи произошел ряд столкновений, которые помимо прочего вели именно для того, чтобы выяснить, кто имеет, а кто не имеет права использовать вооруженное насилие. Исход этой борьбы вовсе не был предопределен. Во второй половине XV в. Англия погрузилась в пучину гражданской войны между различными баронскими партиями, что чуть не привело к распаду страны. Во многом похожая судьба постигла Францию веком позже. В Германии Landesfrieden [19] от 1595 г. должен был положить конец войне всех против всех, но вместо этого послужил прелюдией к еще худшим бедствиям. Даже в 1634 г. император из династии Габсбургов был вынужден приказать убить своего главнокомандующего Валленштейна из опасения, что тот использует свою независимую армию для создания столь же независимого государства. И все же в конечном итоге победу одержали великие монархи. Благодаря союзу с городской буржуазией и, отчасти, большим финансовым ресурсам в их распоряжении они могли купить больше пушек, чем кто-либо еще, и разнести в клочья всех, кто им противостоял. В 20-е годы XVII в. кардинал Ришелье во Франции систематически боролся с аристократией, подрывая один за другим ее замки, что уже ясно свидетельствовало о грядущих переменах.
Однако для окончательного триумфа монархов необходимо было отбить атаки всех соперников, среди которых были крупные независимые аристократы, подобные frondeurs, сделавшим Францию времен Людовика XIII таким неудобным для жизни местом. В войнах также участвовали религиозные объединения, будь то Католическая Лига Франции и противостоящие ей гугеноты или еще раньше гуситы в Богемии. Все они основывали военные организации, суверенные во всем, кроме названия. В Нидерландах с 1560 г. войну вели так называемые гезы [20] , разношерстный сброд во главе с недовольными аристократами, которые восстали против короля Испании Филиппа II. В Германии в 20-х годах XVI в. разгорелась Крестьянская война (зависимые крестьяне против баронов), которая была жестоко подавлена ценой десятков тысяч жизней. Во всех этих конфликтах нераздельно переплетались политические, социальные, экономические и религиозные мотивы. Поскольку в это время армии состояли из наемников, везде находилось множество военных предпринимателей, стремившихся заработать прибыль в этом бизнесе. Многие из них лишь на словах поддерживали те организации, к которым нанимались на службу. Вместо этого они грабили деревенских жителей по своему усмотрению и даже сооружали укрепленные базы для хранения награбленного и заточения пленных, взятых с целью получения выкупа.
В таких условиях любые тонкие разделения между армией, с одной стороны, и населением — с другой, с неизбежностью исчезали. Мирное население, оказавшееся в пучине войны, страдало от ужасных зверств. Считается, что во время Тридцатилетней войны треть населения Германии погибла от меча, голода и болезней. Провинции, округа и города встали перед угрозой неминуемого опустошения. Используя старые организации местной самообороны, которые во многих местах все еще существовали, они периодически сами поднимались и организовывали свою защиту как от имени какой-нибудь признанной власти, так и без нее. Однажды восстав, люди уже ничем не отличались от банд головорезов, нанимающихся на службу во главе к военным предпринимателям, или от крестьян, восставших против своих господ, или от дружин воинственных аристократов. Все они занимались войной, которая сама по себе едва ли отличалась от обычного грабежа или убийства. Если публичная власть настигала людей, занимавшихся войной в одном из перечисленных выше качеств, иногда это заканчивалось для них петлей. Однако нередко эти люди могли заслужить прощение, согласившись перейти на другую сторону, хотя на практике это означало продолжение тех же самых занятий, только под другим названием.
Тем временем могущественнейшие монархии предпринимали героические попытки навести порядок в этом хаосе, каждая путем создания своей собственной militum perpetuum — постоянной армии. Иногда им это удавалось, иногда — нет. Причины неудач обычно были связаны с нехваткой финансовых ресурсов. Создание и содержание армии — чрезвычайно дорогое занятие, отсюда постоянные задержки с выплатой жалованья. Стоило ситуации ухудшиться, как солдаты поднимали мятеж. Они повышали качество проведения восстаний — выбирали лидера, формально отказывали короне в верности и, подобно всем остальным, отправлялись грабить деревни. Это относилось и к самым хорошо организованным войскам того времени — испанским. Так, например, на следующий год, после того как испанский король Филипп II обанкротился в 1575 г., солдаты армии Фландрии взбунтовались. Три дня они буйствовали, грабя и поджигая огромный торговый город Антверпен. Волны потрясения, разошедшиеся по стране от «испанской ярости» — название это не лишено иронии, поскольку армия состояла из солдат самых разных национальностей, — определенно повлияли на решение властей семи северных голландских провинций о подписании соглашения о совместной самообороне. Неорганизованный мятеж превратился, таким образом, в полноценную войну, которой суждено было продлиться еще 72 года, и которая закончилась завоеванием Нидерландами своей независимости.
Если мы перейдем от раннего периода Нового времени к Средним векам, разделение на правительство, армию и невоюющее население станет еще более неощутимым. Само слово «феодальный» подразумевает, что политики как таковой в это время не существовало (даже само это понятие еще не было изобретено, а появилось лишь в XVI в.). Политическая власть и личный статус были настолько тесно переплетены, что способность человека заключать союзы могла существенно зависеть от количества имеющихся у него дочерей на выданье. Политика была тесно связана с военными, социальными, религиозными и прежде всего правовыми соображениями; феодализм представлял собой переплетение взаимных прав и обязанностей. Полученное в результате «колдовское варево» коренным образом отличалось от того, что мы имеем сегодня, поэтому от применения к нему слова «политика», вероятно, больше вреда, чем пользы. В средневековом контексте едва ли можно говорить о правительстве, тем более — о государстве. Оба понятия существовали, но, если так можно выразиться, лишь в зачаточной форме. Часто их использование несло ностальгические обертона, будто возвращая людей к временам Римской империи, от которой, собственно, и вело происхождение правительство.
В таких условиях говорить о войне в современном смысле — в том, который вкладывал в это слово Клаузевиц, — как о чем-то таком, что государство использует для достижения политических целей, означало бы сильно искажать реальность. На протяжении тысячи лет после падения Рима вооруженные конфликты вели различные типы социальных образований, такие, как племена варваров, церковь, феодальные бароны всех рангов, свободные города и даже частные лица. И «армии» в то время не имели ничего общего с тем, что нам известно, — на самом деле очень сложно найти слово, в должной мере им соответствующее. Войну вели толпы слуг, которые облачались в военные одеяния и следовали за своим господином. Со временем состав слуг, обязанных ему воинской службой, менялся. Когда в IX в. закладывались основы феодальной системы, fyrd, или ополчение, включало все свободное население вплоть до последнего деревенского жителя, откликающегося на призыв с тем оружием, которое у него имелось. Впоследствии ситуация изменилась. По мере того как свободные сельские жители становились крепостными (сервами), над ними появился класс людей, сделавших войну своим призванием и сражавшихся верхом: они были известны сначала как bellatores (воины) или pugnatores (бойцы), а затем как рыцари. Отчасти благодаря вооружению, а отчасти подготовке военное превосходство рыцарей над народным ополчением привело к тому, что последнее постепенно пришло в упадок, а потом и вовсе исчезло.