Ксюша бросилась к нему, пытаясь худенькими локотками раздвинуть толпу зевак. Ей очень хотелось угостить мишку мороженым. И вдруг она услышала раздраженный мамин голос, который выделялся в общем гуле людских голосов: «Фу, как от него воняет! Вася, держи ее! Ты что, забыл, что ей нельзя подходить близко к животным?»
Но папа не успел поймать Ксюшу, которая быстро протиснулась сквозь людскую стену в первый ряд. И вдруг она почувствовала першение в горле, заслезились глаза, а когда папа вытащил ее из толпы, уже кашляла и немножко задыхалась. Зоопарк пришлось срочно покинуть, и больше никогда Ксюшу туда не водили.
Голос Александра вывел Оксану из воспоминаний:
– Любое исцеление начинается с осознания того, что ты болен. Почувствуй разницу между осознанием и смирением.
– Осознание и смирение… – Она задумчиво покусала травинку. – Разница в том, что осознание – это когда ты видишь причину, почему не можешь, что тебе мешает. А смирение – это когда принимаешь самое простое на данный момент решение и даже не пытаешься искать другие.
– Замечательная формулировка! Так вот, осознание болезни – это путь к исцелению, а смирение с ней – это путь к усугублению болезни.
– Боже мой! – Оксана с ужасом обхватила голову руками. – Но почему же тогда христианская мораль призывает нас к смирению? Зачем?… Ну, хорошо, – встрепенулась она. – Вот я осознала, что не могу лечь в ледяную воду, и после этого сразу смогла, я смогла заставить свои руки согнуться. Но ведь до этого не могла! Почему?
– Ну, во-первых, потому что сам факт осознания чего-либо дает твоей душе дополнительную энергию и силу. Потому что в момент осознавания ты… – Александр замолчал, подбирая правильные слова. – Ты как бы находишься на прямой связи со Вселенной, ну, как бы включена в розетку и можешь взять столько энергии, сколько тебе нужно для решения проблемы.
– Только в момент осознавания?
– Ну, правильнее сказать: во время пребывания в осознанном состоянии. Если ты будешь всегда осознанна, то всегда будешь на прямой связи. Только не путай состояние осознанности с состоянием доверия или веры на слово, или просто веры. Это разные понятия.
– Вот почему меня всегда настораживал призыв христиан «Веруй!» Ну, вроде бы все там красиво, правильно. Но вот эта вот слепая вера Учителю, без вопросов, без сомнений… Стоило только Фоме просто удивиться чуду, как его тут же заклеймили кличкой Неверующий… Значит, – Оксана взволнованно посмотрела на Александра, – значит, вера мешает осознанности? Значит, вера ведет в тупик? Значит, миллионы верующих…
– Оксана, успокойся! – Александр усмехнулся. – Вот ты когда пошла в воду, ты что сказала? «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь». То есть ты просто поверила мне, что так надо, что это путь к исцелению. Ты смирилась с тем, что тебе придется все-таки окунуться. И в результате этой веры и этого смирения ты пришла к осознанию своего безволия. А если бы ты мне не поверила и не пошла?
– Да, действительно. Тогда я осталась бы во власти веры в то, что от холодной воды я заболею. Я бы смирилась с тем, что не могу погрузиться в ледяную воду, а главное, я бы не осознала, что тело меня не слушается.
– Ну, примерно так. Вера, смирение и осознание одинаково необходимы нашей душе. Весь вопрос в том, во что ты веришь и с чем смиряешься. А главное, приходишь ли ты в результате к осознанности.
– Ну хорошо, а теперь давай перенесем пример с рекой на мою болезнь. Я знаю, что я больна, я с этим смирилась, отдавшись во власть медицины. Теперь вот я верю в то, что ты поможешь мне исцелиться. Но как мне это осознать? Каждый раз, когда приступ, мне не до осознаваний – дотянуться бы до ингалятора, у меня вообще голова не работает… Кстати, это первый раз, когда я из такого сильного приступа вышла без ингалятора. Как ты это сделал? Можешь объяснить?
– Могу объяснить, но сможешь ли ты понять?
– Я попробую. Постараюсь.
– Ну ладно, попробуй. Ты знаешь, как действует лекарство в ингаляторе?
– Ну, оно просто заставляет расширенные сосуды резко сузиться. Сосуды сужаются, и дыхательные пути освобождаются. Только вот, к сожалению, постепенно возникает привыкание к препарату, приходится увеличивать дозы, менять лекарства.
– Ну вот, значит, я правильно увидел. Я представил себе твои дыхательные пути и увидел, что стенки их утолщены и чем-то забиты, поэтому само дыхательное отверстие почти закрыто. Тогда я начал представлять себе, как освобождаю твои легкие от этой серой массы и как раздутые стенки начинают сдуваться. Они сопротивлялись, но я направил на них яркий-яркий свет, стенкам стало тепло, они прекратили сопротивляться и как бы сузились. Дыхательное отверстие освободилось, и ты начала дышать.
– Вот это да! И кто тебя этому научил?
– Дед. У меня в детстве все время нос был заложен. Вообще иногда приходилось ртом дышать. Вот меня дед и научил, как надо нос освобождать. С годами я забыл эту дедову науку, и пришлось лечиться в больницах лекарствами. А когда сюда вернулся, вспомнил. Попробовал этот метод применить к печени, потом к другим частям тела. И всегда срабатывало. Даже на Раиной собаке его испытывал – и на собаке получается.
– А что было с собакой?
– Да ее соседский кобель разорвал. Думали, уже не сможет ходить. Ничего, бегает.
– Вот это да! А я так смогу?
– Я думаю, что так может любой человек, но, разумеется, при достаточной силе воли и хорошем образном мышлении. И еще нужна внутренняя энергия, то есть свет. А это все требует развития.
– Свет? – Взгляд Оксаны затуманился, и Александр понял, что она вспомнила что-то из сегодняшнего сна. – «Отдать свой Свет и Тень» – что это означает?
– Это тебя надо спросить! – усмехнулся он. – Твой же сон.
– Я уже почти ничего не помню, – грустно улыбнулась Оксана, – остался только стих. Но то, что ты сейчас говоришь, не вызывает сомнений, как будто я об этом уже знаю, но забыла, а ты мне все это напоминаешь. Как будто архивные файлы в моем мозгу распаковываются… Скажи, что такое этот свет? Ведь наверняка имеется в виду не то, что является видимым глазу спектром излучения электромагнитных волн.
Александр рассмеялся:
– Слушай, ты в школе была отличницей? Как ты все эти термины и формулировки до сих пор помнишь? А то, что сегодня во сне видела, уже забыла.
– Не уходи от темы, – грозно сказала Оксана. – Что такое свет? Может быть, это любовь?
– Любовь… а-ся-сяй… детектива! – передразнил ее Александр, пародируя клоунов из детства. Потом повторил, уже не кривляясь: – Любовь… – и задумался. – Ты знаешь, это слово уже настолько затерто и извращено, что почти потеряло свой истинный смысл. Откуда я знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь «любовь». Понятие «любовь» у разных людей вызывает разные образы. Поэтому я очень осторожно отношусь к этому слову, стараюсь не произносить его всуе. Но «свет» и «любовь» – это разные понятия, хотя они существуют неразделимо. Свет – это транспортер любви, так же как река – транспортер воды. Сказать: «Свет – это любовь» – все равно что сказать: «Река – это вода». Вроде бы правильно, но ведь река – это не только вода, так же как и вода – это не только река. Река, кроме воды, может нести еще и глину, всякий мусор, а вода может быть еще и облаком, и дождем, и льдом… и болотом.