Откуда? От большевистской элиты и атеизма. В 1937/38 учебном году в СССР в школах-четырехлетках училось 10 976 тысяч детей, в семилетках – 10 679 тысяч, в десятилетках – 5 971 тысяча, в рабфаках (была такая форма получения рабочими технического образования инженеров и техников) – 193 тысячи учащихся, в техникумах – 769 тысяч и, наконец, в 582 университетах и институтах училось 509 тысяч студентов.
И эти головы миллионов инженеров и техников, ставших изобретателями и рационализаторами, включились в дело увеличения производства и уменьшения цены оружия и техники. В результате, если бомбардировщик Пе-2 в 1941 году стоил 420 тысяч рублей, то к 1945 году он стоил уже 265 тысяч. Начатый производством в 1937 году и, следовательно, хорошо отработанный бомбардировщик Ил-4 в 1941 году стоил 800 тысяч рублей, а к 1945 году – 380 тысяч. Танк Т-34 к 1941 году стоил 269,5 тысяч рублей, а к 1945 году гораздо более сложный и трудоемкий Т-34-85 стоил всего 142 тысячи. Гаубица М-30, принятая на вооружение в 1938 году, в 1941 году стоила 94 тысячи рублей, а в 1945 году – 35 тысяч. Пистолет-пулемет ППШ в 1941 году стоил 500 рублей, а в 1944 году уже 148 рублей. Даже отработанная донельзя винтовка Мосина, стоившая и в 1941 году всего 163 рубля, к 1943 году стала стоить 100 рублей.
Через год с небольшим после нападения Германии на СССР, давшей возможность немцам увидеть советских солдат и согнанных в Германию советских рабов, в Берлине родилась бумага, начинавшаяся так:
«НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ БЕЗОПАСНОСТИ И СД. Управление III. Берлин 17 августа 1942 года. СВ II, Принц-Альбрехтштрассе, 8. Экз. N 41. Секретно! Лично. Доложить немедленно! Сообщения из империи № 309».
И в разделе II читаем:
«Особенно сильно занимает немцев проблема боевой мощи Красной Армии, которая наряду с количеством и качеством удивительного вооружения явилась второй большой неожиданностью. До сегодняшнего дня упорство в бою объяснялось страхом перед пистолетом комиссара и политрука. Иногда полное безразличие к жизни истолковывалось, исходя из животных черт, присущих людям на Востоке. Однако снова и снова возникает подозрение, что голого насилия недостаточно для того, что бы вызвать доходящие до пренебрежения жизнью действия в бою. Различными путями приходят к мысли, что большевизм привел к возникновению своеобразной фанатической веры. В Советском Союзе, возможно, многие люди, главным образом молодое поколение, придерживаются мнения, что Сталин является великим политиком. По меньшей мере, большевизм, безразлично какими средствами, вселил в большую часть русского населения непреклонное упорство. Именно нашими солдатами установлено, что такого организованного проявления упорства никогда не встречалось в Первую мировую войну. Вполне вероятно, что люди на Востоке сильно отличаются от нас по расово национальным признакам, однако за боевой мощью врага все же стоят такие качества, как своеобразная любовь к отечеству, своего рода мужество и товарищество, безразличие к жизни, которые у японцев тоже проявляются необычно, но должны быть признаны».
На этот абзац следует обратить внимание людей с гипертрофированной ностальгией по императорскому прошлому России. Это ведь враг пишет, причем компетентный враг и в сугубо секретном документе: «… такого организованного упорства никогда не встречалось в Первую мировую войну».
В ноябре 1942 года командующий немецкой 2-й танковой группой Г. Гудериан на основе разведданных подготовил доклад о РККА, и в нем есть такие выводы:
«д) Общая оценка.
В общем высшее и среднее командование, оказавшееся более подвижным, чем его первоначально считали, все время пытается вырвать инициативу и взять ее в свои руки.
Низшее командование ни в какой степени не соответствует предъявляемым к нему требованиям.
Повсюду душой сопротивления является политическое руководство, проявляющееся здесь со всей силой».
Специалист по пропаганде, работник имперского Министерства иностранных дел гитлеровской Германии оберштурмбаннфюрер СС Шмидт, ставший после войны немецким военным историком, выступающим под псевдонимом Пауль Карель (Карелл), в своем труде «Восточный фронт» осмыслил роль комиссаров так:
«Однако немецкое Верховное главнокомандование не заметило перемен. Насколько оно цеплялось за свое ошибочное представление о солдате-красноармейце, показывала недооценка и клевета на политработников советской армии. Хотя в начале войны роль комиссара, возможно, и была неопределенной, со времени Курской битвы он все больше и больше воспринимался бойцами и командирами как опора в борьбе с недальновидными начальниками, бестолковыми бюрократами и духом трусливого пораженчества.
В Германии же комиссаров рассматривали как надсмотрщиков и жестоких фанатиков. Пагубный приказ Верховного главнокомандования от 6 июня 1941 года, по которому взятые в плен комиссары не считались военнослужащими и расстреливались, – одно из следствий этой серьезной ошибки. Правда, большая часть командующих немецкими армиями и командиров корпусов не исполняла этот приказ и даже обращалась с просьбой отозвать его, тем не менее последствия действия приказа были достаточно плачевны.
В действительности комиссары были политически активные и надежные солдаты, чей общий уровень образования был выше, чем у большинства советских офицеров. Чтобы получить достоверное представление об их роли, необходимо заглянуть в историю института политических комиссаров в Красной Армии. Первоначально советский офицерский корпус в значительной степени состоял из бывших царских офицеров, которые в глазах большевистского режима оставались ненадежными. Были также пролетарские офицеры времен Гражданской войны, солдаты без должной военной подготовки и часто без общего образования. В этой ситуации введение института комиссаров являлось логичным шагом: кроме политического руководства, он решал те задачи, которые в западных армиях входят в компетенцию командира части, – политическое просвещение, обучение, интеллектуальные и бытовые потребности личного состава. В течение первых послереволюционных лет комиссары во многих случаях были вынуждены учить своих солдат читать и писать. Понятно, что за годы они неизбежно должны были подняться до уровня офицерского корпуса. История Красной Армии и последней войны делает это очевидным.
Теперь комиссар стал объектом постоянной всесторонней заботы и обучения. Кроме политических знаний, он получает весьма интенсивный курс военной подготовки. Он должен быть в состоянии самостоятельно решать чисто боевые задачи, поскольку, в случае гибели командира части, он должен быть в состоянии заступить на его место, политрук роты стать командиром роты, комиссар дивизии – командиром дивизии. Чтобы соответствовать такому уровню требований, корпус политработников, естественно, должен состоять из жестких людей, преданных власти, и в первой половине войны эти люди, как правило, составляли главную движущую силу советского сопротивления и твердо следили за тем, чтобы войска сражались до последней капли крови. Они могли быть безжалостными, но в большинстве случаев они не жалели и себя».