Правительство Великобритании координировало свою позицию в катынском вопросе с администрацией США. В телеграмме А. Идена в Вашингтон указывалось: «Польско-советские отношения недавно подверглись суровому испытанию. Существует реальная опасность возникновения серьезной обеспокоенности среди польских военнослужащих за границей, особенно среди тех, кто был вывезен на Средний Восток из СССР в прошлом году. Польское правительство полагает, что оно, возможно, даже будет вынуждено отозвать своего посла из Москвы».
Американские дипломаты в Европе, в свою очередь, не питали иллюзий относительно целей катынской акции немцев. Ф. Рузвельт поддержал позицию У. Черчилля: единство коалиции являлось непременным условием разгрома стран «оси»; все остальное должно было отступить на задний план. Американскому полковнику Д. Ван Влиту, побывавшему в Катыни в период пребывания в германском плену, было запрещено делиться своими впечатлениями и выводами, которые были явно не в пользу советских властей. Полковника Г. Шиманского, являвшегося офицером связи при Польском корпусе на Ближнем Востоке, наказали за распространение сведений о катынском преступлении. По прямому указанию Ф. Рузвельта должен был отказаться от публикации своих материалов по катынскому делу специальный представитель США на Балканах Дж. Эрл.
У поляков же германское сообщение вызвало буквально шок. 16 апреля министр обороны Польши генерал М. Кукель сделал заявление в связи с расстрелом офицеров ВП и потребовал проведения следствия. Генерал В. Андерс приказал отслужить мессы по душам военнопленных, узников тюрем, депортированных, погибших на территории СССР, и тех, кто сложил головы в боях с вермахтом. 17 апреля польское правительство обратилось в Международный Красный Крест с просьбой расследовать гибель офицеров в Катыни. В тот же день к МКК обратилась и германская сторона. Сталинское руководство, воспользовавшись этим одновременным обращением, обвинило правительство Сикорского в сговоре с нацистским руководством Германии.
19 апреля в «Правде» была опубликована статья «Польские сотрудники Гитлера». Наряду с обвинениями в адрес польского правительства в потворстве геббельсовской провокации, орган ЦК ВКП(б) изложил советскую версию событий. Указывалось, что немцы зверски убили бывших польских военнопленных и многих советских людей, а теперь хотят замести следы своих преступлений. Авторы передовицы воспользовались допущенными немцами антисемитскими измышлениями о еврейских комиссарах, якобы участвовавших в организации расстрела, чтобы поставить под сомнение все немецкие обвинения. Действительно, комиссаров-евреев: Льва Рыбака, Авраама Борисовича, Павла Бродинского и Хаима Финберга – не было ни в УНКВД по Смоленской области, ни в центральном аппарате НКВД СССР.
21 апреля ТАСС опубликовало заявление, в котором подчеркивалось, что статья «Польские сотрудники Гитлера» полностью отражает позицию руководящих советских кругов в данном вопросе. «Появившееся 18 апреля заявление правительства г. Сикорского на ту же тему не улучшает, а ухудшает дело, так как оно солидаризируется с вышеупомянутым коммюнике польского Министерства национальной обороны и помогает тем самым немецким оккупантам прикрывать свои преступления против русского и польского народов», – указывалось в нем.
В тот же день И.В. Сталин направил послания Ф. Рузвельту и У. Черчиллю с изложением своей позиции по Катынскому делу и сообщением о намерении разорвать отношения с правительством В. Сикорского.
Коминтерн со своей стороны дал указание руководству Польской рабочей партии, действовавшему в подполье, провести самую энергичную разоблачительную кампанию по поводу «смоленской провокации» гитлеровцев и позиции правительства Сикорского. Выполняя это поручение, ППР 1 мая выпустила специальное обращение по поводу «гитлеровской расправы» с польскими офицерами. В то время как сражавшиеся в подконтрольной Москве Армии Людовой поляки в своем большинстве считали виновными в катынском расстреле нацистов, бойцы Армии Крайовой, руководимые из Лондона, были уверены, что это дело рук сталинских палачей.
24 апреля У. Черчилль в послании И.В. Сталину поставил под сомнение утверждение советского лидера о взаимодействии поляков с гитлеровцами и заверил его, что Великобритания всеми силами будет противодействовать расследованию катынского преступления Международным Красным Крестом или каким-либо другим органом на контролируемой Германией территории. Ф. Рузвельт, в свою очередь, заявил об ошибочности обращения к международным организациям, но и он не верил в сговор правительства Сикорского с Берлином.
Тем не менее 25 апреля 1943 г. польский посол Т. Ромер был вызван в Наркоминдел, где В.М. Молотов зачитал ему ноту о разрыве отношений с польским правительством. В ней на польскую сторону была возложена ответственность за нарушение всех правил и норм во взаимоотношениях двух союзных государств, в подхватывании и распространении немецкой провокации, в контактах и сговоре с Гитлером.
Хотя И.В. Сталин пренебрег рекомендациями У. Черчилля и Ф. Рузвельта воздержаться от разрыва отношений с кабинетом В. Сикорского, лидеры США и Великобритании и в дальнейшем делали все возможное, чтобы помешать обсуждению катынской темы в польской и британской прессе. 28 апреля У. Черчилль писал А. Идену: «Не следует патологически кружить вокруг могил трехлетней давности под Смоленском». Тем не менее в послании Сталину от 30 апреля британский премьер предупредил советского лидера, что его страна и, скорее всего, США не признают организованного на русской земле польского правительства и будут продолжать поддерживать кабинет Сикорского. О том, что такие попытки предпринимались в СССР, свидетельствует письмо председателя Союза польских патриотов (СПП) В. Василевской, направленное И.В. Сталину 9 ноября 1943 г., относительно состава Национального Комитета Свободной Польши – прообраза будущего просоветского правительства.
Чтобы сгладить негативное впечатление от разрыва отношений с одним из активных участников антигитлеровской коалиции, И.В. Сталин 4 мая ответил положительно на вопрос корреспондента г. «Нью-Йорк таймс» и «Таймс» Р. Паркера, желает ли правительство СССР видеть сильную и независимую Польшу после поражения гитлеровской Германии. Отвечая на второй вопрос: на каких основах должны базироваться отношения между двумя странами после войны, советский лидер сказал: «На основе прочных добрососедских отношений и взаимного уважения или, если этого пожелает польский народ, на основе союза по взаимной помощи против немцев как главных врагов Советского Союза и Польши».
6 мая было опубликовано пространное заявление А.Я. Вышинского представителям англо-американской печати в Москве относительно советско-польских отношений. В нем зам. наркома иностранных дел остановился на проблеме формирования на территории СССР польских воинских частей. Он коснулся темы помощи польским семьям, эвакуированным на восток (в действительности депортированным в 1940—1941 гг. органами НКВД), а также осветил вопрос о разведывательной деятельности польских представительств на территории СССР. Вышинский утверждал, что «советское правительство сделало все необходимое» для «объединения усилий советского и польского народов в совместной борьбе против гитлеровских разбойников и оккупантов». Правительство же Сикорского, по его словам, пошло по другому пути, не захотело направить свои дивизии на советско-германский фронт, уклонилось от принятых на себя обязательств. Заместитель наркома напомнил, что польскому посольству было позволено создать по всей стране широкую сеть своих представительств, доверенных лиц, благотворительных учреждений для оказания помощи полякам. Он обвинил сотрудников посольства и польских представительств во враждебной СССР разведывательной деятельности, напомнил о высылке из СССР главы военной миссии генерала Воликовского, первых секретарей посольства Арлета и Заленского, вторых секретарей Груя и Глоговского и т. д. Именно этой деятельностью Вышинский объяснял решение советских властей о ликвидации института польских представительств как не оправдавшего себя.