Никаких доказательств в пользу своей теории Виктор Суворов не приводит, так же, как и во многих других случаях, напирая на эмоции и кликушество в стиле Роберта Конквеста. Сторонники его также ничего не сделали для обоснования этого взгляда, если не считать бурного выражения эмоций в книгах и статьях.
Этот тезис вовсе не столь безобиден, как кажется на первый взгляд. Он представляет собой, по сути дела, последнюю линию обороны в «концепции» Виктора Суворова, на тот случай, если все его предыдущие тезисы будут разбиты и разгромлены. По опыту критики сочинений «капитана Ледокола» и его сторонников, любой, мало-мальски сведущий в военной истории или по крайней мере обладающий достаточной степенью начитанности, может разгромить все его построения насчет «самолетов-агрессоров», «автострадных танков», мобилизации и тому подобного.
Но подавляющее большинство из критиков Виктора Суворова не только имеют очень расплывчатые представления о довоенном положении в Европе, о хозяйственных вопросах, но и имеют столь же расплывчатое представление о послевоенном положении в Европе, в особенности в восточной ее части и в советской оккупационной зоне в Германии. Потому им удается разбить аргументы Виктора Суворова, связанные с танками и самолетами, с наступлениями и операциями, но вот для сокрушения остальных его аргументов, вроде «голода ради оружия» или «коммунистического рабства» в Европе, у них знаний не хватает. Последняя линия обороны оказывается не прорванной, и сторонники Суворова, как правило, кричат: «Но ведь в главном-то он прав!»
Применительно к теории «коммунистического рабства» этот клич означает примерно следующее: мол, не так важно, был ли СССР готов к нападению на Германию или нет, главное в том, что после войны Сталин загнал Восточную Европу в «коммунистический хлев», как выражается «капитан Ледокола». Раз так, то все равно СССР был «агрессором». Высказав это, сторонник Виктора Суворова считает себя победителем в дискуссии и берется писать очередные статьи на тему «Правда Виктора Суворова».
Эта «теория» так же легко размазывается по стене, как и все остальные утверждения Виктора Суворова. Достаточно лишь знать фактическое положение дел в предвоенной Европе, знать, что и как делалось в послевоенной Восточной Европе и советской оккупационной зоне Германии, а также уметь это сравнить, чтобы определить, кто устанавливал рабство, а кто нет.
Широкое представление о жизни довоенной Европы складывается в основном под воздействием кинематографа. Да, это была эпоха великого кино, шедевров кинематографа и его звезд, которые и по сей день сохраняют свою притягательность. Но строить на такой основе представление о жизни в довоенной Европе вряд ли правильно. Во-первых, кино ориентировалось во многом на жизнь имущего класса, который даже в годы кризиса жил хорошо, а имущая верхушка даже жила в роскоши. Во-вторых, кино сильно приукрашивало действительность и для широких трудящихся масс было чем-то вроде «социальной анестезии».
Более или менее верное представление о жизни широких масс населения дает хозяйственная статистика, содержащая данные о том, кто сколько земли обрабатывал, какой доход имелся и хватало ли его для жизни. Несмотря на то что статистика эта часто неполна и выборочна, тем не менее составить себе представление о реальной жизни населения довоенной Европы вполне можно.
Рассмотрим земельный вопрос, поскольку даже в индустриально развитых странах Европы была весьма высока доля крестьянского населения, для которого земля была главным источником средств к существованию. Кроме того, значительная часть рабочих и городского населения прибегала к возделыванию земли, чтобы дополнить свой скудный заработок, который к тому же сильно сократился во время двух кризисов, прокатившихся по Европе в начале и в конце 1930-х годов.
Так вот, общая картина для всей Европы — сильнейшая поляризация земельной собственности с господством мелкого и мельчайшего землевладения. Мелкое землевладение — это участок до 5 гектаров, который позволял в самом лучшем случае обеспечить хозяйство продовольствием и только в хороший урожайный год давал некоторый излишек, который можно было продать. Это было самое беднейшее крестьянство, которое не вылезало из нужды, нищеты и долгов. Для наглядности сведем данные по этому беднейшему крестьянству ряда европейских стран в такую таблицу:
Количество хозяйств(тысяч) | Доля хозяйств(%) | Суммарная земельная площадь (тысяч га) | Доля хозяйств в общем землевладении (%) | |
Германия | 3848 | 75 | 4632 | 10,4 |
Румыния | 5130 | 74,9 | 10750 | 54,4 |
Бельгия | 1033,7 | 91 | 651,2 | 32,6 |
Как видим, основная масса земледельцев владела меньшей частью земли. Впрочем, даже эти обобщенные данные не показывают реальной картины обнищания. Владельцы мельчайших земельных участков, менее 1 гектара, т. е. участков, пригодных только для огородничества и не способных полностью прокормить земледельца, составляли значительную часть от общего числа землевладельцев. В Германии — 58,1 % (учтены участки до 2 гектаров), в Румынии — 18,6 %, в Бельгии — 74,1 %. Вся эта масса владела совсем ничтожной частью земли: в Германии — 4,1 % земельной площади, в Румынии — 1,6 %, в Бельгии — 6,6 %. Иными словами, сельское хозяйство в довоенной капиталистической Европе было организовано так, что огромная масса людей, миллионы человек, были скучены на ничтожных по размерам и продуктивной способности земельных площадях.
На другом полюсе — крупное землевладение. В Германии во владениях свыше 50 гектаров, которые составляли 1,3 % от численности хозяйств, было сосредоточено 26,5 % всей земли. В Румынии 0,8 % хозяйств владели 32,2 % земли. В Бельгии 2,1 % крупных хозяйств владели 10,9 % земли. Впрочем, в Бельгии в огромной степени была развита аренда земли, мелкие хозяйства не имели земли в собственности и обрабатывали ее на правах аренды.