Впоследствии Рачковский вернулся в Департамент полиции – но его деятельность уже не была непосредственно связана с эмигрантами.
Путь назад
Итак, в середине 80-х годов революционное движение стало приходить в упадок. Соответственно, в эмиграции также начались разные настроения. Многие разочаровались в революции. Вели себя эти люди по-разному. Кто-то ушел в частную жизнь. Были и те, кто стал искать пути возвращения домой. А вот Лев Александрович Тихомиров ушел из революционного движения с большим шумом.
Этот человек играл очень большую роль в революционных кругах. Начинал он в так называемом кружке «чайковцев», попал под суд за это дело, правда, осужден не был. Впоследствии вошел в организацию «Земля и Воля», где занимал видное место. После раскола организации примкнул к народовольцам. Причем не просто примкнул, он присутствовал на учредительном съезде и поддержал идею убийства Александра II. Непосредственно в террористических акциях Тихомиров участия не принимал, однако входил в Исполнительный комитет, а также являлся редактором печатных изданий организации. То есть идеологически обосновывал террористические акты. (Кроме убийства императора, народовольцы много ещё чего натворили.) На виселицу он нагулял.
Когда после убийства Александра II начались аресты, Тихомиров не стал ждать, когда за ним придут, а отбыл в Швейцарию. Там он некоторое время совместно с Лавровым издавал «Вестник Народной воли», заодно выпустив книгу «Россия политическая и социальная». Данное произведение уже, строго говоря, не является революционным. Это социологический обзор, написанный по-французски и для французского читателя, который мог бы создать и человек, не разделяющий радикальных взглядов. В 1888 году в предисловии ко второму изданию этой книги Тихомиров фактически отрекся от своих революционных воззрений.
Но страшный шум вызвало другое его произведение: написанная в том же году брошюра «Почему я перестал быть революционером».
Так в русском оппозиционном движении до него никто не отрекался. Да и впоследствии таких произведений было немного. Можно вспомнить статью Бориса Савинкова «Почему я признал Советскую власть». Но Савинков-то сочинял свое произведение, сидя в тюрьме на Лубянке, а не в Швейцарии… Согласитесь, есть разница.
Поэтому я разберу брошюру подробно. Она интересна не только с исторической точки зрения, но и как образец серьезной интеллектуальной полемики. Я профессиональный журналист и утверждаю – моим молодым коллегам её стоит изучить… Неплохо сделано.
В этом произведении Тихомиров критикует революционные взгляды. Причем делает он это не с точки зрения морали, а по существу. При этом он постоянно обращается к своим прежним статьям (разумеется, эмигрантского периода) – для того чтобы отмести обвинения в том, что, дескать, его купили.
Прежде всего автор критикует терроризм. Он говорит, что если общество готово к переменам, то терроризм избыточен, если не готово – он бессмыслен. Интересно, что именно это, только иными словами говорили большевики во время своих споров с эсерами.
«Уже сразу „Народная воля“ допустила такую громадную ошибку, как включение в программу деятельности разрушительной и террористической. Последующие годы еще более развили ошибку. Эту мысль я доказываю в статье подробно, с точки зрения заговорщика. Мое отрицание террора в высшей степени резко. Если бы мне сказали, что в той или другой стране ничего не остается делать, как пускать в ход террор, я бы сильно усомнился в способности этой страны к жизни». Однако же терроризм именно все больше развивался в партии, совершенно подрывая ее собственные силы, ее подготовительную работу, а между тем «роль настоящих революционеров – это роль не только бунтовская, но и культурная».
Проходится он и по целям экстремистов. «У нас же это революционное разрушение составляет веру, надежду, обязанность каждого доброго радикала. Все, что есть бунт, протест, ниспровержение, рассматривается как нечто полезное, содержащее зерно прогресса. Тем более полезным считается разрушение, если оно направлено против администрации или правительства, то есть против самого центра охраны существующего порядка. Мысль о возбуждении бунтов, восстаний, заговоров всякого рода пыталась у нас воплотиться в каких угодно формах – и ни в одной не могла этого достигнуть: ни для баррикад, ни для ирландщины, ни для заговора не оказывается в России „материала“, то есть сочувствия, желаний народа и общества…
Революционный период моей мысли кончился и отошел в вечность. Я не отказался от своих идеалов общественной справедливости (выделено мной. – А. Щ.). Они стали только стройней, ясней. Но я увидел также, что насильственные перевороты, бунты, разрушение – все это болезненное создание кризиса, переживаемого Европой, – не только не неизбежно в России, но даже маловозможно. Это не наша болезнь. У нас это нечто книжное, привитое, порожденное отсутствием русской национальной интеллигенции. Но не придавать ему значения тоже не следует. Конечно, наше революционное движение не имеет силы своротить Россию с исторического пути развития, но оно все-таки очень вредно, замедляя и отчасти искажая это развитие».
Заодно автор задает своим бывшим товарищам вопрос: а кто вы, ребята, такие, что говорите от имени народа? Народ продемонстрировал: он ваших идей не воспринимает.
«Конечно, со стороны этих людей можно услышать множество фраз о „возвращении власти народу“. Но это не более как пустые слова. Ведь народ об этом нисколько не просит, а, напротив, обнаруживает постоянно готовность проломить за это голову „освободителям“. Только отчаянный романтизм революционеров позволяет им жить такими фикциями и третировать русскую власть, как позволительно третировать власть какого-нибудь узурпатора. Русский Царь не похищает власти; он получил ее от торжественно избранных предков, и до сих пор народ, всею своею массой, при всяком случае показывает готовность поддержать всеми силами дело своих прадедов».
На тот момент дело обстояло именно так, как писал Тихомиров. Заодно автор касается и идеи монархии. Очень грамотно. Он не заводит шарманку про «божественную санкцию», хотя сам к этому времени являлся верующим. И не останавливается на обличении пороков демократической системы. После Бакунина говорить про последнее просто смысла не было.
Но Тихомиров делает заход с неожиданной стороны. Ведь главным обвинением против царской власти было то, что она не в состоянии провести жизненно необходимые стране реформы. Что такие реформы нужны, понимали все, кроме совсем тупых. Правда, какие именно нужны перемены – в этом и был вопрос. Так вот Тихомиров спрашивает: а кем был Петр Великий, разве не самодержцем? Да ещё таким самодержавным самодержцем, что дальше некуда. Но реформы-то провел… Так что вопрос лишь в политической воле, а не в общественном строе.
Аргумент мощный. Ведь это мы теперь знаем, что ни Александр III, ни Николай II ничего сделать не сумели для того, чтобы вытащить страну. Но в 1888 году это было никому неизвестно.
По ходу дела Тихомиров делает ещё одно очень верное замечание: «Влияние самого образа жизни террориста-заговорщика чрезвычайно отупляющее. Это жизнь травленого волка. Господствующее над всем сознание – это сознание того, что не только нынче или завтра, но каждую секунду он должен быть готов погибнуть. Единственная возможность жить при таком сознании – это не думать о множестве вещей, о которых, однако, нужно думать, если хочешь остаться человеком развитым. Привязанность сколько-нибудь серьезная и какого бы то ни было рода есть в этом состоянии истинное несчастье. Изучение какого бы то ни было вопроса, общественного явления и т. п. немыслимо. План действия мало-мальски сложный, мало-мальски обширный не смеет прийти даже в голову. Всех поголовно (исключая 5–10 единомышленников) нужно обманывать с утра до ночи, от всех скрываться, во всяком человеке подозревать врага».