Многочисленная рать вступила в новгородские владения, принялась опустошать их. Несколько раз Мстислав Андреевич посылал делегатов для переговоров. Но новгородцы отказывались капитулировать, сын Мстислава II Роман и посадник Якун вооружали народ, готовились к обороне. Осенью 1169 г. войско подступило к самому Новгороду. Четыре раза воеводы водили полки на приступ, Мстислав Андреевич прорывался к городским воротам. Но жители уже знали, что случилось с Киевом, дрались отчаянно. А осаждающее воинство было совсем не лучшего качества, в нем собрались те, кто рассчитывал не сражаться, а пограбить, атаки отражались.
По преданию, еще за три года до вторжения в трех новгородских церквях на иконах Пресвятой Богородицы выступали слезы, Она оплакивала и предупреждала горожан о суровом наказании за клятвопреступление. В дни осады новгородцы устроили общее покаяние, 27 ноября (10 декабря) организовали крестный ход по стенам и палисадам, молились о заступничестве. Стрела попала в икону, и Божья Матерь обратилась лицом к городу, люди увидели на нем слезы. Чудо Знамения иконы Пресвятой Богородицы подтвердило различную судьбу двух древних центров Руси. Киев в своей гордыне был низвергнут, но Новгород покаялся. Несмотря на тяжкие грехи, Господь и Царица Небесная помиловали его.
В стане владимирских союзников пошли раздоры, штурмы прекратились. В разоренной местности войско голодало, начался падеж коней, и Мстислав Андреевич приказал отступить. Новгородцы воодушевились, бросились в преследование, набрали много пленных. Насмехались, что «за гривну отдавали десять суздальцев». Да каких там суздальцев! Гнали и пленяли сбродные отряды из разных земель. Так что Боголюбский поражением ничуть не опечалился. С чего ему было печалиться, если он… выиграл? Новгородцы-то действительно раскаялись! Подсчитали убытки, посовещались и направили во Владимир послов, просить прощения.
В летописях не преминули похвастаться, что заключили мир «на своей воле». Но «своя воля» на этот раз полностью совпала с волей Боголюбского. Князя Романа Мстиславича, отстоявшего город, «победители» выставили вон. Изгнанный ими сын Набожного Святослав уже умер, и Андрей послал княжить в Новгород его брата Рюрика. Этот князь не сошелся с горожанами, уехал на юг, и они «на своей воле» пригласили сына Боголюбского, молодого Георгия. А фактически править Новгородом начал сам государь. Отныне по всем важным вопросам посадник с архиепископом ездили к нему во Владимир[115].
Как формируются детские характеры? Иногда — совершенно непредсказуемо. Византийская царевна Анна родила от Юрия Долгорукого троих сыновей. Старшего, Василька, отец уже начал брать собой в походы, дал ему в удел пограничные города по р. Роси. А младшие, Михаил и Всеволод, оставались с матерью, варились в ее окружении, воспитывались ею. Но Долгорукого не стало, и Василько быстренько бросил свой неспокойный удел, очутился рядом с Анной, полез вместе с ней в интриги. А в 1163 г., как уже отмечалось, Боголюбский выслал всех заговорщиков — свою мачеху, двоих братьев, Василька и Мстислава, двоих племянников, Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Анна взяла с собой обоих младших сыновей.
Однако изгнанники разделились. Василий и его сводный брат Мстислав уехали с вдовствующей великой княгиней в Византию, стали греческими архонтами. Сыновья покойного Ростислава Юрьевича сочли, что им на чужбине делать нечего, пристроились при черниговских князьях. Но и подросший ребенок Анны, Михаил, вдруг отказался покидать родину! Казалось бы, он-то провел детство в тихом Суздале, никогда не участвовал в воинских делах, а теперь примкнул к брату, Глебу Переяславскому, упоенно окунулся в схватки степного пограничья.
В 1169 г. с отрядом всего лишь из 100 переяславцев и 1500 берендеев он погнался за бесчинствовавшими половцами и столкнулся с огромной ордой, «на каждое русское копье было десять половецких». Тем не менее, Михаил храбро ринулся в бой. Его ранили в руку, два раза в бедро, юный князь стал инвалидом, но победил, освободил множество невольников, о нем пошла молва как о доблестном и умелом военачальнике. Он получил и собственный удел, Торческ. Что поделать, количество князей на Руси умножалось, владений на них не хватало, и порубежная крепость Торческ тоже превратилась в удельную «столицу».
Ну а Михаилова брата, Всеволода, мать восьмилетним ребенком привезла в Константинополь. Анна заняла подобающее ей высокое положение в империи. Боголюбский не препятствовал ей забрать имущество, она прихватила с Руси изрядные богатства. Вдову Долгорукого снова окружала роскошная греческая природа, величайший город мира, знаменитые площади, храмы и дворцы — не чета суздальским. Будущее сына выглядело вполне обеспеченным — племянник императора! Почет, уважение, придворные чины, а там кто знает, как повернется судьба?
Анна поселилась у сына Василька, дунайского правителя, «старейшины русских князей». В ее дом приходили новости с Руси, они так или иначе оказывались связаны с Боголюбским. Мать снова и снова выплескивала Всеволоду злость на их обидчика и гонителя, врага греческой церкви, врага империи. Но… мальчишка, рожденный в русской бане по-черному, чувствовал себя в Византии совсем неуютно. Обстановка двора Мануила, напыщенные вельможи, обычаи, нравы, были чужими для него. Он помнил другое небо, суздальские леса и реки, товарищей по детским играм. Помнил сказки и богатырские былины, которые рассказывали ему русские мамки и дядьки.
Мать изливала презрение и ненависть, а в душе ребенка вскипали совсем другие чувства. Мать строго регулировала его, силилась превратить в настоящего «ромея», искоренить «варварские» привычки, а в нем рождался протест. Всеволод еще и повзрослеть не успел, только начал чувствовать себя мужчинкой. Но он сговорился с оставшимися у него русскими слугами и в один прекрасный день сбежал. Оставил мать, оставил огречившегося Василька. Покатил куда глаза глядят, бродяжничать по Европе. Путешественники побаивались, как бы их не схватили, не выдали обратно Мануилу, поэтому направились в страны, враждебные Византии.
Побывали в Чехии у короля Владислава, заглянули ко двору германского императора Фридриха Барбароссы. К мальчику-беглецу везде относились доброжелательно, хорошо принимали. Но это было не то, чего он хотел. Тянуло «домой», и Всеволод со спутниками повернули коней на Русь. Вернулся эдаким 14-летним странствующим рыцарем, не имеющим ни кола ни двора, присоединился к братьям, Глебу Переяславскому и Михаилу, сформировал собственную дружину, пусть небольшую и небогатую, зато лихую и отчаянную. Мать настраивала его против Боголюбского, а Всеволод наоборот, перешел под знамена Владимирского государя, вместе с его полками брал и разорял Киев.
Между тем, назначение Глеба Переяславского Киевским великим князем отнюдь не принесло Южной Руси мира и согласия. Мстислав II, укрывшийся на Волыни, с утратой престола не смирился. Его поддерживали византийцы, Рим, он зазывал поляков, князей-союзников. Собрав рать, двинулся опустошать владения других князей, сторонников Боголюбского. А опозоренные и ограбленные киевляне не забыли, как вольготно им жилось при Мстиславе II. Как только его войско приблизилось к столице, взбудоражились, заволновались. Глебу пришлось быстренько покинуть город, прежнего великого князя приняли с распростертыми объятиями.