Но и без того многие новгородцы не желали сражаться с великим князем. Борецкие и их клика развернули мобилизацию насильно, ставили в строй угрозами и казнями. «Которым бо не хотети пойти к бою, тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Волхов метаху». За верность государю решили покарать и Псков. Боярские дружины ворвались на его земли, выжгли Невережскую губу, спалили архитектурное чудо, двадцатипятиугольную церковь св. Николы. Но развивать успехи новгородцам не позволили. На их территорию тремя колоннами вступила армия Ивана Васильевича.
Авангард Данилы Холмского и Федора Хромого, 5 тыс. всадников, занял Старую Руссу, город сопротивления не оказал. Отсюда воеводы повернули к реке Шелони, на выручку к псковичам. Но дозорные донесли: в тылу у них, на озере Ильмень появилось много судов. Новгород с опозданием выслал рати прикрыть приграничные крепости. Флотилия причалила возле села Корыстынь, начала высадку. Холмский и Хромой быстро развернулись обратно, 9 июля обрушились на неприятеля дружной атакой. Смяли их, порубили. Кто сумел, убежал, остальных вынудили сдаваться.
Московские воины были очень злы на новгородцев. Шутка ли, подняли оружие на братьев, на Святую Русь, поставили ни во что веру! Пленным приказывали резать друг у друга губы, уши, носы, и в таком виде отпускали. А к трофеям отнеслись с демонстративным презрением. Отбирали доспехи и бросали в воду или в огонь – дескать, мы заботами великого князя вооружены лучше, в ваших железках не нуждаемся. Но победители не успели отдохнуть, как воеводы получили новое донесение. Вторая новгородская флотилия пересекла озеро Ильмень восточнее, поднялась по речкам Ловати и Полисти и высадила рать возле Старой Руссы. Холмский скомандовал «по коням», его бойцы мгновенно очутились в седлах, вихрем помчались туда и с ходу разнесли эту рать так же, как первую.
Иван III ехал с основными силами армии, остановился у озера Коломна Здесь ему и доложили о двух победах, одержанных в один день. Холмский сообщил, что намерен брать городок Демон, но государь поправил его. Осаду Демона поручил отряду удельного князя Михаила Верейского, а Холмскому подтвердил старый приказ, идти к псковичам. Это было не случайно. У великого князя имелись в Новгороде глаза и уши, пересылали известия о планах крамольников. А новгородская верхушка рассудила, что надо бить противников по частям. Выглядело разумным сперва разделаться с псковичами, не дать им соединиться с московским войском.
Из Пскова шло к великому князю 10 тыс. ополченцев. Навстречу им двинулись 40 тыс. пехоты и конницы под началом посадника Василия Казимира и Дмитрия Борецкого. Но и корпус Холмского без промедления выполнил повеление Ивана Васильевича, направился по указанному маршруту. Доехали до Шелони, повернули вверх по течению, искали переправу и вдруг на противоположном берегу заметили полчища неприятелей. Два войска были разделены рекой, перекрикивались, пускали стрелы. Потом встали на ночлег. Новгородцы в 8 раз превосходили государев авангард, чувствовали себя в безопасности. Но Холмский засветло высмотрел, как расположился противник, подготовил свои отряды. На рассвете 14 июля московская конница вдруг «вергошася с берега в реку», форсировала ее, и налетела на врагов, «колюще и секуще их». Новгородские командиры растерялись, их подчиненные опешили, войско заметалось, развалилось на части.
Конный полк архиепископа вообще не вступил в бой, он имел приказ Феофила драться только против псковичей, но не против великого князя. Часть новгородцев повернула коней удирать, другие силились остановить их, подрались друг с другом. А воины Холмского наседали, загнали неуправляемую толпу в речушку Дрянь, избивали. Новгородское воинство в панике хлынуло куда глаза глядят. Предводители попали в плен, с ними взяли еще 2 тыс. ратников, а 12 тыс. осталось лежать на поле битвы. Пленных привели к государю, он как раз прибыл в Старую Руссу. В европейских войнах, да и в русских усобицах высокопоставленные лица обычно отделывались легко, за их прегрешения отдувалась чернь. Иван III поступил наоборот. Показал, что воюет вовсе не с народом. Рядовых ополченцев и всех крестьян, которых его воины нахватали по деревням, отпустил по домам. Зато знатных недругов заточил по тюрьмам, а четверых бояр, подписавших договор с польским королем, Дмитрия Борецкого, Василия Селезнева, Еремея Сухощека и Киприана Арзубьева приговорил к смерти. Их тут же обезглавили.
В Новгород сыпались известия о сокрушительных поражениях. Притащились побитые ополченцы из-под Коростыни без губ и ушей. Потянулись беглецы с Шелони, загнавшие лошадей, побросавшие оружие. Пролитовская партия все еще не сдалась, призывала готовиться к обороне. Сожгли посады вокруг города, раздавали людям оставшиеся копья и мечи, поставили на стенах пушки. Но Иван Васильевич не спешил осаждать крепость. Новые жертвы и ожесточение были совершенно ни к чему. Государь встал в Коростыни, в 50 верстах от Новгорода и выжидал. Обстановка однозначно склонялась в его пользу.
Пришли донесения с севера – «двиняне не потягнуша», отказались воевать за интересы изменников. Гребенка Шуйский остался с отрядом одних лишь новгородцев, и воевода Василий Образец разбил его наголову. Торжок, Порхов, Демон и прочие «младшие» города Новгородской земли не поддержали свою столицу. Открывали ворота войскам великого князя, даже присылали ополченцев, чтобы действовать на его стороне. Сторонников Ивана Васильевича хватало и в Новгороде. Некий Упадыш с товарищами забил железом пять орудий. Его поймали, казнили, но у него было немало единомышленников.
В ожидании осады в город набились массы людей из сожженных посадов, окружающих сел. Цены на продукты взвинтились, хлеб исчез с рынков. Голодные горожане проклинали бояр, втянувших их в войну. Да и среди бояр охотников передаться к Литве становилось все меньше. Где она, Литва? А великий князь – вот он. Настроения на вече менялись, и наконец, архиепископа послали для переговоров. Иван III был верен себе, против мира никогда не возражал. Он запросил не так уж много. Почти полностью повторил условия Яжелбицкого договора, заключенного с его отцом.
Новгород платил контрибуцию в 15,5 тыс. руб. Вологда и Волок Ламский, уже давно перешедшие к Москве, окончательно признавались ее собственностью. Никаких других территорий Иван Васильевич не отобрал. Но республика вынуждена была подтвердить клятвами, что является «отчиной» великого князя. При заключении договора Великий Новгород выступал уже не равной стороной, а «добил челом» государю. Обязался не принимать его врагов, «не отдатися никоторою хитростью ни за какого короля или великого князя», не приглашать литовских князей, не обращаться к литовскому митрополиту, ставить архиепископов только «в дому Пречистые на Москве». Кроме того, новгородцы признавали Ивана Васильевича высшей судебной инстанцией.
Государь не был злопамятным. Чествовал пирами не только своих воевод, но и новгородских делегатов. Раз они образумились и принесли повинную, они больше не были врагами. Великий князь милостиво выслушивал просьбы архиепископа Феофила, по его ходатайству выпустил из тюрем заключенных бояр. Ну а зарубежным врагам впору было кусать локти. Операцию против Новгорода провели четко и быстро, управились за два месяца. Литва, Орда и немцы попросту не успели вмешаться.