Но Зосима слишком осмелел. Через слуг, гостей, случайных свидетелей распространялись известия о его поведении и мировоззрениях. Поднимало голову возмущенное духовенство, загремел голос св. Иосифа Волоцкого. Он писал: «В великой Церкви Пресвятой Богородицы, сияющей, как второе солнце посреди всея Русской земли, на том святом престоле, где сидели святители и чудотворцы Петр и Алексий… ныне сидит скверный и злобный волк, одетый в одежду пастыря, саном святитель, а по воле своей Иуда и предатель, причастник бесам». «Ныне шипит тамо змий пагубный, изрытая хулу на Господа и Его Матерь» [69].
Жидовствующие силились оградить государя от таких разоблачений, преподносили как клевету. Но обвинения накапливались, подтверждались. Хоть и не сразу, Иван Васильевич отреагировал. В 1494 г. Зосиму свели с престола. Правда, великий князь предпочел замять скандал. Людям объявили, будто митрополит добровольно ушел в монастырь, а в официальных документах указывали, что его сняли за пьянство и нерадение о Церкви. Но его преемником епископы выдвинули настоятеля Троице-Сергиева монастыря Симона, ревностного православного. Св. Иосиф Волоцкий стал деятельным его помощником. Он написал трактат «Просветитель», подробно разобрав положения ереси, доказав ее крайнюю опасность. Св. Иосиф понравился и государю, Иван III дозволил ему приходить ко двору в любое время.
Но в одном пункте их мнения разошлись. Преподобный Иосиф убеждал искать и немилосердно казнить еретиков, не принимать от них покаяния – мораль жидовствующих не только допускала, но и поощряла ложь. Великий князь полагал, что лжеучения надо искоренять более мягкими средствами. Иосиф Волоцкий настаивал на своем, а это раздражало государя. Он обрывал игумена, приказывал умолкнуть. Их встречи прекратились. Ну а сектанты затаились. Все выглядело благополучно – вроде бы, ересь исчезла…
В Европе назревала масштабная война. Умер Матьяш Корвин, оставил после себя завидное наследство – Венгрию, часть Чехии, Австрию, Хорватию. На его корону нашлось сразу три претендента: сын Матьяша, наследник и соправитель германского императора Фридриха Максимилиан Габсбург и сын Казимира Владислав Ягеллон, деливший с покойным королем Чехию. Соперники побаивались друг друга. Венгры заключили союз с турками и с молдавским Стефаном – он-то был в обиде на Казимира. В свою очередь, поляки сговаривались с врагами турок, венецианцами. Владислава поддержал римский папа.
А немцы сообразили, что самый могущественный неприятель польского короля живет в Москве. Сперва к Ивану Васильевичу пожаловал неофициальный посланник, рыцарь Поппель. Прощупывал почву, расписывал, как выгодно дружить с императором – соблазнял, что он может дать королевский титул. Но Иван III отнесся к такой перспективе совершенно равнодушно. С достоинством объяснил: с него достаточно своего титула. Русские государи поставлены от Бога, и ни в каком ином поставлении, от папы или императора, не нуждаются. Но против полезного сотрудничества он не возражал. Навалиться на Казимира с двух сторон выглядело неплохо.
Немцы обрадовались. Заговорили даже о том, что надо бы скрепить союз браком, сватали дочку Ивана Васильевича Елену за одного из германских маркграфов. И снова государь осадил партнеров. Указал, что маркграф – мелковатая фигура для его дочери. Другое дело, если выдать ее за Максимилиана, он как раз овдовел, его бургундская супруга расшиблась, упав с лошади. Вместе с немецкими послами к императору отправились русские. Выработали союзный договор, хотя он остался только на бумаге.
Узнав о пересылках между Габсбургами и Москвой, Казимир и его сын крепко занервничали. Принялись срочно мириться с конкурентами, предлагали им самые заманчивые условия. Владислав брал в жены вдову Матьяша Корвина – невеста была гораздо старше его, но венграм польстил такой брак. А Максимилиану отдавали Австрию, платили 100 тыс. гульденов и уступали право наследовать Венгрию, если у Владислава не будет мужского потомства. При пожилой жене потомства не светило, и немцев это устроило. Договоренности с русскими император отложил за ненадобностью.
Пограничная война с литовцами шла своим чередом. Великому князю помогали крымцы, периодически наведывались во владения его противника. А Казимир нашел союзников в лице сыновей Ахмата. После Угры и разгрома от ногайцев Большая орда успела оклематься. В 1491 г. по просьбе польского короля Ахматовы дети собрали большое войско и двинулись на Крым. Но и Иван Васильевич честно выполнял обязательства перед Менгли-Гиреем. Послал «под Орду» армию Петра и Ивана Оболенских, приказал Мухаммед-Эмину выставить им в помощь казанскую рать. До сражений дело не дошло. Ордынцы добрались до Перекопа, но прослышали – на их улусы идут государевы воеводы. Сразу повернули назад. А воеводы задачу выполнили, нападение на Крым сорвали и тоже вернулись.
Но эта война, как и предыдущая, обострила отношения в московском великокняжеском семействе. Мать Ивана Васильевича умерла 6 лет назад. Она опекала младших сыновей, особенно своего любимца Андрея Угличского. Но мать и примиряла братьев, заставляла кое-как держаться вместе. Без нее Андрей перестал приезжать в Москву, торчал у себя в уделе. Он по-прежнему чувствовал себя обделенным, вокруг князя пристраивались такие же недовольные. Злословили Ивана III, в застольных разговорах поминали обиды. Однажды это чуть не довело до беды. Сын боярский Мунт Татищев по пьяному делу сболтнул Андрею, будто старший брат намерен его схватить.
Князь испугался, хотел бежать в Литву. Поразмыслив, решил объясниться с государем. Приехал к Ивану Васильевичу, тот удивился и поклялся, что не держал на него зла. А Татищев признался, что все выдумал. За какую-то вину был «в нелюбках» у Андрея, вот и стукнуло в голову выслужиться. Отвечать ему пришлось круто, за клевету Иван III велел бить его кнутом и отрезать язык, но заступился митрополит, язык уцелел. Хотя «шутка» Татищева могла вызвать подобный эффект лишь в атмосфере настоящей вражды. Андрей знал за собой немалые грехи, было чего бояться.
Однако в Угличе имелись и «доброжелатели», доносили в Москву, что там делается. А Андрей шаг за шагом усугублял свою вину. Часть его удела, Можайск, располагалась на границе в Литвой. Но князь настойчиво уклонялся от начавшейся войны, явно не желал портить отношения с Казимиром. До поры до времени Иван Васильевич терпел его «нейтралитет». Война-то шла необъявленная. Но теперь удельные князья получили прямой приказ выступить со своими полками на сыновей Ахмата. Борис Волоцкий послушался, участвовал в походе. Андрей Угличский не пошел. С чего он должен выручать какого-то хана? Это было уже открытое неповиновение, нарушение присяги. Больше терпеть Иван Васильевич не стал.
Он видел, что Углич превратился в гнездо оппозиции, и разрастаться ему не позволил. В сентябре вызвал Андрея в столицу и арестовал. Ему припомнили старые преступления – попытки поднять братьев на государя, бунт с Борисом, переписку с Казимиром и Ахматом. В свое время эти прегрешения были прощены, но новая вина перечеркнула прощение. Андрея посадили в заключение на Казенном дворе. Митрополит Зосима «печаловался» за опального, говорил о милосердии. Иван Васильевич ответил – как ни жаль родного брата, а освобождать его нельзя. Сколько уже было покаяний, «и ныне паки начал зло замышляти». Если он, государь, умрет, Андрей обрушит страну в смуты, нахлынут враги, «будут землю Русскую губить». Все, чего удалось достичь, «будет ни во что, и вы будете рабы татарам».