Тесть великого князя Дмитрий-Фома, его сыновья Семен, Василий Кирдяпа, брат Борис Городецкий уже несколько лет дулись на Москву. Их удел татары совершенно разорили, а Дмитрий Донской очутился в победителях, взялся распоряжаться единовластно! Что же, они будут получать шишки, а московский государь возвышаться за их счет? И ими же помыкать? Князей это не устраивало. Они роскошно встретили и одарили Ак-ходжу, объсняли, что они-то верные слуги хана, а враг татар – возгордившийся Дмитрий, настраивает подданных против Орды.
Донос порадовал Тохтамыша. Если нашлись одни изменники, найдутся и другие. Надо стукнуть по Руси покрепче, и ее хваленое могущество поползет по швам. Хан не повторял просчетов Мамая. Не созывал вассалов, не вербовал наемников. Он в полной мере обеспечил тайну. О походе даже в ханской ставке знали немногие. Войско составилось только из татар, в трех ордах их было предостаточно. Зато их подняли быстро, и сама армия была быстрой. Летом 1382 г. Тохтамыш выслал вверх по Волге специальные отряды, убивать всех русских купцов, их слуг, гребцов, чтобы не подали сигнал тревоги. Другие отряды кинулись на Дон. Истребляли союзников и помощников Дмитрия Донского, казаков. А следом стремительным ураганом помчалась вся татарская рать.
Надежды расколоть князей оправдались в полной мере. Борис Городецкий и сыновья Дмитрия-Фомы явились к хану, привели дружины. Тохтамыша с почетом встретил и Олег Рязанский. Он был чрезвычайно оскорблен, что его заставили признать себя «младшим братом» Донского. А сейчас предоставлялась возможность и собственное княжество уберечь, и сбросить навязанную ему зависимость. Олег вызвался провести татар лучшими дорогами, указать удобные броды на Оке.
Московская разведка все-таки сработала. Великому князю доложили, что надвигается хан с тьмами воинства. Полетели призывы срочно собирать ратников. Дмитрий Иванович выступил из столицы, хотел встретить недругов в поле. Все было привычным, механизмы отработаны. Но… победа расслабила людей, а совершенный подвиг оказался слишком тяжелым, чтобы через два года повторить его. Пребывали в уверенности – самое трудное уже позади. Дорогой ценой купили свободу, больше никто не посмеет посягать на нас. И вдруг предстояло то же самое… Содрогнулись сердца самых боевых, и нового испытания Русь не выдержала.
Под знамена государя сходились совсем жиденькие полки. Князья и города присылали отписки – оскудели людьми, скольких потеряли в прошлой войне. А воеводы вели себя неуверенно, колебались. Встать на пути татар с такой армией было безумием, и Дмитрий Иванович спешно менял планы. Гнал очередных вестников: укрывать скот, имущество, уходить по лесам и крепостям. Москве велел готовиться к обороне, Владимира Андреевича с частью войска отправил в Волок-Ламский, собирать подкрепления из западных районов. Сам взялся стянуть силы из северных земель, поехал в Кострому.
Взять каменные стены Кремля было не просто, а Тохтамыш шел налегке, долго стоять в осаде не мог. С двух сторон ему будут угрожать русские рати, и хану хочешь не хочешь придется убираться восвояси. В столице Дмитрий оставил боярское правительство во главе с митрополитом, так он всегда поступал при св. Алексии. Оставил и семью, чтобы горожане знали: великий князь не бросил их. Но москвичи были настроены легкомысленно. По улицам и слободам собирались отряды ополчения, в них заиграл дух вольницы. Сами себя подбадривали хмельным. Ольгерд их не взял, Мамая отлупили, что им какой-то Тохтамыш?
В город набилась масса окрестных жителей, но многие испугались, что придется терпеть голод, хотели уйти. Разгулявшиеся защитники насмехались над ними, не выпускали. Потом придумали: выпускать, но грабить имущество «трусов». В первую очередь унять смутьянов, усовестить и призвать к порядку должен был митрополит. Но Киприан был замешан не из того теста, что св. Алексий. Человек без родины оценил ситуацию по-своему. Звезда Дмитрия Донского зашла. Даже если он уцелеет, Тохтамыш лишит его великого княжения. А кто самый вероятный преемник? Михаил Тверской, он-то своего не упустит. Пора было пристраиваться к нему.
Киприан велел слугам грузить деньги, ценности. Бояре, оставленные руководить москвичами, растерялись. Они-то должны были действовать заодно с митрополитом, а предстоятель церкви навострился бежать, ни о чем не хотел слушать. Буяны разошлись пуще прежнего, начальство удирает – тем лучше! Всякий порядок рухнул, верховодили самозваные командиры. Взламывали уже и боярские, княжеские погреба, кладовые. Видя, что творится, испугалась великая княгиня Евдокия. Оставаться в неуправляемом городе становилось просто опасно, решила уехать с детьми. Пристроилась к обозу митрополита, их еле выпустили, проводили оскорблениями. Но за воротами повернули в разные стороны, Киприан в Тверь, а Евдокия к мужу.
Между тем, татары сожгли Серпухов, 23 августа показались у Москвы. Нетрезвые защитники встретили их со стен издевками, показывали голые задницы. Правда, нашелся литовский князек, кто-то из многочисленных внуков Ольгерда, он как раз приехал наниматься на службу. Взялся организовывать оборону, договорился с командирами ополченцев, на стенах расставили самострелы, котлы. У русских имелись уже и пушки, их перетащили на нужные места, зарядили. На следующий день подвалила вся орда. Сыпанули тучи стрел, под их прикрытием часть всадников спешилась, побежала к крепости, несла лестницы. Но и москвичи, даром что разбуянившиеся, драться умели. Засвистели их стрелы, громыхнули орудия, плесканули смола и кипяток. Суконник Адам метко сразил знатного мурзу, ханского любимца.
Врагам досталось более чем солидно, откатились прочь. А в городе забурлило веселье пуще прежнего. Отбились! Заливались хмельным, выкатывали бочки из чужих погребов.
Заслужили, имеем право себя побаловать! Но на четвертый день осады к воротам приблизилась группа знатных татар, с ними нижегородские князья Кирдяпа да Семен. Объявили: царь готов мириться, он пришел не на москвичей, а только на князя Дмитрия. Тохтамыш милует город, не требует даже выкупа. Просит лишь встретить его с честью и дарами, поклониться, впустить посмотретьМоскву.
Тут-то можно было призадуматься, как же отрекаться от государя? Как покоряться без его ведома? И стоит ли верить тем, кто передался врагу? Но головы гудели с похмелья, так не хотелось снова лезть на стены под татарские стрелы. Воинство загомонило: мириться! Убеждало друг друга: свои, русские князья целовали крест, что ордынцы пощадят их. Небось, не обманут. Бояре и литовский начальник не посмели противиться воле большинства. Ворота открылись. На поклон басурманскому хану вышли с хоругвями, иконами, как на крестный ход. С духовенством шагала вся городская верхушка, за ними высыпал любопытный люд.
Татары благодушно скалились улыбками. Литовского князя и бояр отделили, повели к царскому шатру – и там вдруг сверкнули сабли. Это стало сигналом, ордынцы со всех сторон навалились на москвичей, резали их, как баранов, вломились в Кремль… По улицам и дворам ручьями полилась кровь. Получили за все: за оскорбления, за голые задницы, за подстреленного мурзу. Получили и за собственную дурость. Ордынцы обдирали дворцы, терема, храмы. Выискивали жителей, забившихся по домам, по подвалам. Их было слишком много, и в полон придирчиво отбирали молодых девок, детей, остальным полосовали глотки. Напоследок подпустили огня. Буйно занялись избы, палаты, обрывались воплями жизни спасшихся в укромных уголках. В каменных храмах сгорели склады книг, свезенных отовсюду, чтобы сберечь их, наваленных под самые своды. Книги татарам были без надобности.