Традиции казней несколько различались. В Италии ради зрелищности ведьм и еретиков возводили на костер обнаженными, в целомудренных протестантских странах — в рубахах из мешковины, в Испании тело и лицо скрывали под балахоном-санбенито. В ряде районов Англии женщину клали на специальный камень и разводили костер у нее на животе, сперва крошечный, а потом подбрасывая все более крупный хворост. А в Нейссе магистрат решил, что кампания будет “всерьез и надолго”, и для экономии на дровах соорудил для ведьм специальную огромную печь. Долговременный характер “охоты” учли и в Бамберге. Построили особую тюрьму для ведьм. С различными видами камер — одних держали в клетках, других — прикованными к стене, с несколькими пыточными помещениями, оборудованными “по последнему слову техники”, вплоть до ванны для купания в кипятке. И тюрьма эта не пустовала, в 1624–1630 гг. тут сожгли 600 женщин. Не отставала и область Фульде, где судья Фосс довел свой счет до 700 жертв.
В княжестве Нассау (владении голландских штатгальтеров Оранских) в 1628 г. вышло постановление, чтобы в каждой деревне особые выборные люди наблюдали за односельчанами и обо всех подозреваемых доносили комиссарам, которые будут ездить по стране. Уже вскоре темницы переполнились “сознавшимися преступницами”, а в народе начался настоящий массовый психоз — доходило до того, что матроны и девицы в мазохистском порыве бежали сами сознаваться в связях с нечистым и требовали себя сжечь. В Страсбурге доносительство приняло такие размеры, что в 1630 г. магистрат издал закон против диффамации по обвинению в колдовстве — поясняя, что иначе скоро не останется ни одного человека вне подозрений. А городишко Цукмантель вынужден был содержать на постоянной службе 8 палачей, и без работы они не оставались, в 1639 г. тут сожгли 242 ведьмы, а через пару лет еще 102, в том числе 2 детей, признанных “отпрысками дьявола”… В России в колдовство тоже верили. Если считали доказанным, что колдовством нанесен вред, за это ссылали, били кнутом. Но известно всего несколько таких случаев. А вот охоты на ведьм наша страна не знала никогда. Может, как раз этому ей стоило поучиться у “цивилизованной” Европы?
Кстати, а почему мы привыкли судить об уровне цивилизации по соответствию именно западной культуре? А почему не индийской, китайской или японской — которая в XVII в. была значительно выше европейской? Ну а русская культура отнюдь не стремилась никого копировать или подстраиваться под чужие вкусы. Она должна была нравиться самим русским и удовлетворять их потребности. Поэтому и была не западной, не восточной, а своей, руссской.
Те дисциплины, которые составляли основу европейского образования, были нашим соотечественникам пока без надобности. Искусство вести религиозную полемику им не требовалось, поскольку главным в религии была вера, а не логические доказательства. Не готовили и юристов — в российском судопроизводстве упор делался не на казуистику, а на критерий “правды”. Если же “правды” нет, человек не разорялся на адвокатов, а обращался к царю-батюшке. И латынь нужна была лишь дипломатам и переводчикам. Богослужение велось на церковнославянском языке, понятном всем прихожанам, а все труды и документы писались по-русски. Между прочим, это сказалось и на типе мышления — ведь только живой разговорный язык способен передать все тонкости и оттенки мысли. А ученый европеец, связанный латынью, привыкал излагать свое мировоззрение упрощенными штампами.
Таких универсальных школ, как у иезуитов, еще не было — они начали возникать лишь в Белоруссии и на Украине при православных братствах, чтобы противопоставить их иезуитским. Тем не менее своя система образования на Руси существовала. Обычно этим занимались священники и церковные дьячки. “Десятину”, как католическим служителям, им прихожане не платили, и обучение детей являлось весьма распространенным способом дополнительного заработка. Еще в 1550 г. Стоглавый Собор указал на необходимость “грамоте учиться”. О том, что русские “учатся родному языку”, писали Ченслер, Маржерет. Масса и Олеарий сообщают о школах, и о том, что они были не только в Москве, но и в провинции. “В школах обучают письму и чтению… У них нет недостатка в хорших головах для учения. Между ними встречаются люди весьма талантливые, одаренные хорошим разумом и памятью”.
Статистика надписей и подписей на документах показывает, что в начале XVI в. грамотными были 65 % дворян, 25–40 % посадских, а священнослужители и дьяки обязаны были знать грамоту. В XVII в. дворяне и купцы были грамотны все, из посадских 60–70 %. О крестьянах статистику дать затруднительно, но и они (особенно черносошные) нередко собственноручно составляли и подписывали челобитные. Обнаружены и автографы крепостных (скажем, дворовых Пожарского). А на дошедших до нас книгах XVII в. найдены пометки, сделанные их владельцами — крестьянами. Нет и статистики грамотности женщин. Но Олеарий, посетивший кладбище в день поминовения, упоминает, что многие собравшиеся простолюдинки читали имена своих покойных, занесенные в книжечки. То есть в целом уровень грамотности в стране был примерно таким же, как во Франции.
Особенностью русского образования было то, что на начальной ступени человек учился чтению, письму, счету, Псалтыри и другим книгам Священного Писания, а остальные знания должен был добирать самостоятельно, в общении со “знающими людьми” и “многообильном чтении”. Продолжая образование индивидуально, в зависимости от выбранной профессии и склонностей. Допустим, кандидаты в священники с детства служили в храме или монастыре, углубленно изучали Священное Писание, пение, церковный устав. Но в сан могли быть поставлены только после экзамена, сданного в епархии или патриархии. Как уже отмечалось, при Филарете стали создаваться постоянные учебные заведения для подготовки священнослужителей и патриаршья “латинская и греческая школа” (Олеарий).
Существовала учебная литература. Гюльденстерн еще в 1602 г. упоминает русский букварь. Были “Азбуковники” — наставления для учителей со значительной суммой практических знаний в разных областях, “Стенам знаменье” — пособие по архитектуре, “Надзиратель” — переводная практическая энциклопедия по вопросам сельского труда и быта. Принадлежность многих домашних библиотек составляли и такие книги, как “Тайная тайных или Аристотелевы врата”, “Шестокрыл”, “Лопаточник”, “Луцидарий”, “Колядник”, “Волховник”, содержавшие изрядный багаж данных по природоведению (с примесью суеверий — но не большей, чем в тогдашней западной науке).
Была и математика, причем какая-то своя, впоследствии забытая и вытесненная европейской. Обычная арифметика была доступна очень многим — на Руси все сословия торговали, а как торговать без математики? Но использовалась не только десятичная система, кроме нее считали еще девятками и сороками. Не буду спорить, насколько это удобно, но отнюдь не примитивно, и само по себе говорит об уровне математического мышления — попробуйте-ка считать в нескольких системах одновременно и легко переходить из одной в другую! Во фрагментарно дошедших до нас “Арифметиках” первой половины 1500-х гг приводится своя терминология. Слагаемые назывались “перечни”, сумма — “исподний перечень”, разность — “остатки”, уменьшаемое — “заемный перечень”, вычитаемое “платежный перечень”, делимое — “большой перечень”, частное — “жеребеный перечень”, остаток — “остаточные доли”. Были пособия по геометрии “с приложением землемерных начертаний” и сведениями о вычислении площадей геометрических фигур. Расчеты площадей содержатся и в сочинении Ермолая Еразма “Благохотящим царем правительница и земледелия”. А теоретическая математика оперировала числами до… 10 в 48 степени! И тоже имела собственную терминологию. “Тьма” в математике означала тысячу тысяч — миллион, миллион миллионов назывался “легион”, легион легионов — “леодр”, а леодр леодров — “ворон”. Единица 49-го разряда. Кстати, русская математика вообще часто оперировала не линейными, а степенными зависимостями — тысяча тысяч, сорок сороков.