Каждый шажок России к Господу, к своим державным и национальным истокам мог показаться незначительным. Но все они вместе поддерживали и обеспечивали колоссальный духовный и моральный перелом. Причем оценить его можно очень даже ощутимо и наглядно. В прошлых главах уже отмечалось, что в 1941 г., за первые полгода войны, в плен попало 3,9 млн советских солдат. За первую половину 1942 г. пленных было тоже немало, около 900 тыс. Но дальше, невзирая на жесточайшие сражения, их количество стало резко сокращаться. За остальные три года войны в германский плен попало, по разным оценкам, 650–900 тыс. человек. Разве не очевидно, насколько разительно изменились настроения в армии?
Но для победы одного лишь настроения было недостаточно. Требовалось еще и умение. Повторюсь, опытные кадры, погибшие в первых столкновениях с врагом и в плену, заменяли недоученные призывники, выпускники ускоренных курсов и училищ. Генерал-лейтенант СИ. Мельников вспоминал о совещании, проходившем у Сталина 21 сентября 1942 г. с участием командующего бронетанковыми войсками Федоренко и командующих танковыми армиями. Был поднят вопрос о живучести танков. Оказалось, что средняя живучесть советского танка – 1–3 атаки. А германского – 5-15 атак. Была выявлена и главная причина столь вопиющего различия: слабая подготовка экипажей. На обучение управлению танком выделялось всего 5-10 «моточасов», после чего экипаж бросали в бой [80].
Сходное положение было в авиации. Советский ас А. И. Покрышкин описывал, как их потрепанную часть отводили в тыл на переформирование и на аэродром прибыл полк из новичков. Командир попросил Покрышкина пару раз сводить их на задание. Но от второго вылета он отказался: молодежь проявила полнейшее неумение действовать в воздухе [97]. То же самое было в артиллерии, пехоте. Где-нибудь срочно требовались подкрепления, наскоро сколоченные части грузили по вагонам и отправляли в пекло. И вот таким солдатикам, собранным с миру по нитке, неопытным, приходилось драться с натренированными профессионалами!
Это сказывалось в полной мере. Например, при освобождении Великих Лук удалось перебить, переранить и набрать в плен 50 тыс. немцев – советские потери были вчетверо больше. При неудачном зимнем наступлении Калининского и Западного фронтов на Ржевско-Вяземский выступ соотношение потерь оказалось таким же, 4:1 в пользу неприятеля. И все-таки качество войск постепенно стало меняться. Чудовищные котлы и массовые сдачи в плен наших войск сошли на нет. Дивизии, полки, батальоны становились стабильными, слаженными организмами. В сражениях они редели, хоронили убитых. Но другие офицеры и солдаты набирались опыта, превращались в матерых фронтовиков. Они принимали новичков, доучивали их воевать и выживать на передовой.
А германских профессионалов перемалывали. До поры до времени враги восполняли урон, привлекая союзников или набирая «хиви» – добровольных помощников из русских перебежчиков. Однако колоссальные потери в Сталинграде, а потом и окружение целой армии Паулюса сломали баланс. Теперь немцам приходилось выискивать, чем затыкать бреши в боевых порядках. Например, ставка фюрера обратила внимание на десятки тысяч солдат, безбедно служивших в авиации, – охрану и обслуживающий персонал тыловых учреждений, аэродромов, складов. Более правильным было бы раскидать их по пехотным частям. Но воспротивился Геринг, не хотел отдавать своих подчиненных. А Гитлер не желал обижать заслуженного соратника. Нашли компромисс – формировать «авиаполевые» дивизии. Они получились слабенькими. Вооружение только стрелковое, без штатной артиллерии, солдаты и офицеры не умели действовать в качестве пехоты.
Зато они сохранили подчинение Герингу. Таким же образом на фронте появились охранные, полицейские части.
А Советский Союз к зиме успел накопить значительные резервы. Сталинградом контрнаступление не ограничилось. 12 января 1943 г. армии Ленинградского и Волховских фронтов ударили навстречу друг другу. Уже в третий раз били в самом узком месте, на берегу Ладожского озера. Участок прорыва был выбран совсем узенький, операцию назвали «Искра». Намеченный коридор сплошь перепахали бомбами и снарядами. Но немцы превратили весь здешний выступ в огромный укрепрайон, разрыли траншеями, переплели колючей проволокой. Полностью подавить такую оборону было невозможно. После каждой бомбежки и артналета она оживала, хлестала струями огня и свинца.
Однако атаки с двух сторон повторялись непрерывно, днем и ночью. Выбитые подразделения подкрепляли другие. Пушки подтаскивали на прямую наводку, расстреливая доты. Крови пролилось очень много. Но 18 января на берегу Ладоги передовые отряды двух фронтов встретились. Блокада была пробита! Наши воины навалились расширить приоткрытый коридорчик. По крайней мере занять железную и шоссейную дороги, протянувшиеся южнее озера. Куда там! Немцы вцепились намертво, по самим рубежам дорог тянулись полосы мощной обороны. Но еще кипели бои, а саперы и железнодорожники уже начали прокладывать новую дорогу – прямо по освобожденной кромочке берега, а в некоторых местах даже по льду. Ветка рельсов и шпал протянулась совсем рядом с передовой. Ее обстреливали вражеские орудия. Однако повреждения мгновенно исправлялись, и в Ленинград покатили железнодорожные составы.
В эти же дни благоприятная ситуация сложилась на Дону и Северском Донце, на участке Воронежского и Юго-Западного фронтов. После того как они разгромили 8-ю итальянскую армию, неприятель беспорядочно перебрасывал сюда подкрепления, растягивал позиции соседних армий, возникла неразбериха. Командующие фронтами, Ватутин и Тимошенко, предложили воспользоваться этим, представили план Острогожско-Россошанской операции. В Ставке согласились – выигрыш может быть серьезным, выделили им дополнительные силы. Наметили ударить 13 января, а 12-го назначили разведку боем. Нескольким армиям приказали выделить по батальону, после артподготовки поднять их в атаку, заставить врага обнаружить свои огневые точки.
Но получилось иначе. Немцы обратились в бегство. Вместо разведки передовые батальоны ворвались на неприятельские позиции. Командование быстро сориентировалось, бросило за ними основные силы. С севера вражескую группировку стала охватывать 40-я армия с 4-м танковым корпусом, с юга в прорыв была введена 3-я танковая армия с 7-м кавалерийским корпусом. В клещах очутились 15 дивизий – несколько германских, значительная часть 2-й венгерской армии и итальянский альпийский корпус. Они переполошились, кинувшись выбираться из котла. Мешали друг другу, закупорили дороги. А наши танкисты и кавалеристы разошлись веером, подметая зимнюю степь. Дорожные пробки добивала авиация.
В результате в линии фронта опять возникла дыра. Советские ударные группировки углублялись в нее, выходили во фланг и тыл соседней группировке противника, скопившейся под Воронежем. Ставка сразу оценила, какие перспективы это сулит. Одна победная операция на ходу перешла в другую – Воронежско-Касторненскую. Прорвавшийся подвижный кулак довернули, и в следующие клещи угодила 2-я германская армия с прилепившимся к ней венгерским корпусом. Тоже принялись лихорадочно выбираться, а их преследовали и колотили. 2-я германская выскользнула очень растрепанной, а 2-я венгерская перестала существовать. Из 205 тыс. солдат уцелело 54 тыс. Они бросали оружие, выходили из повиновения. На станциях набивались в эшелоны и требовали увозить их куда угодно, лишь бы подальше.