Но на тот момент генерал-фельдмаршал, который мог бы помирить свои чином всех полных генералов, в России оставался один, да и тот ослепший, престарелый и вышедший по этой причине в отставку генерал-фельдмаршал И. Гудович.
Думаю, что лучшим главнокомандующим был бы всё же Беннигсен, имевший опыт побед над Наполеоном в труднейших боях. Но уж он-то был чистый немец, не принявший русского подданства и в 1818 г., испросив увольнение от должности, вернувшийся на родину в Ганновер. А вину за отступление русской армии возлагали не на царя, а как раз на немцев, даже Багратион. Кроме этого, Беннигсен имел старшинство производства в чине от 1799 г., а Кутузов от 1798-го.
И 17 августа 1812 г. (за 9 дней до Бородинского сражения) Кутузов вступает в командование соединенными армиями, а Беннигсен становится начальником штаба этих армий.
Осталось выбрать поле боя.
Надо обсудить немного и вопросы тактики, иначе понять замысел Кутузова в Бородинской битве будет не просто.
В настоящее время тактикой считается искусство выиграть бой, но в исконном значении этого слова это искусство использовать местность для победы. То есть использовать её для придания дополнительной силы свои войскам или, иными словами, для придания дополнительной поражающей силы имеющемуся у твоих войск оружию.
К тому времени артиллерия уже занимала определяющее значение в бою за счёт того, что могла поражать пехоту и кавалерию с расстояния, когда те своим оружием ещё ничего не могли ей сделать. Таким образом, идеальным полем боя в первую очередь была местность, на которой твоя артиллерия была бы особенно эффективна. Во вторую очередь, что, впрочем, требовалось и для артиллерии, прямо перед тобою должна быть местность с минимумом преград в виде рек, оврагов или лесов. Все эти препятствия были полезны только на флангах, чтобы фланги надежнее защитить, но на самом поле боя они служили препятствием не только противнику, но и своим войскам, поскольку препятствовали контратакам на понёсшего потери противника — мешают его добить. Хотя, разумеется, в определенных случаях полководец мог использовать и препятствия с большим успехом, к примеру, как это сделал Кутузов под Слободзеей.
Русская полевая артиллерия стараниями графа Аракчеева к тому моменту была вооружена унифицированными в 1805 г. орудиями: 6- и 12-фунтовыми пушками (примерно 90-мм и 120-мм калибра) и гаубицами, которые назывались единорогами, калибра четверть- и полпуда (примерно 120- и 150-мм калибра). Пушки стреляли ядрами (сплошными чугунными шарами) и картечью (собранными в пакет, чугунными пулями). Единороги стреляли фанатами (полыми чугунными шарами, в которые засыпался порох и которые, долетев до противника, взрывались, давая до 15 осколков) и картечью.
По противнику, который маневрировал на поле боя колоннами, огонь велся ядрами и гранатами, если колонны противника разворачивались в боевой порядок (в шеренги по три ряда) и приближались на расстояние менее 600 м, то дальней картечью, если подходил еще ближе — ближней. Ближняя картечь, в зависимости калибра орудия, состояла из пуль диаметром от 20 до 30 мм, числом до 150, дальняя — из пуль от 30 до 50 мм, числом до 60.
Предельная дальность стрельбы орудий того времени была менее 3 км даже для пушек, но большая дальность была бессмысленна, поскольку реальная местность редко давала возможность увидеть противника на таком расстоянии, а приборы того времени не давали корректировать огонь на больших расстояниях. Практическая дальность стрельбы (то есть когда огонь орудий более-менее эффективен) была до 1200 м для огня ядрами и гранатами, а картечью, как я уже написал, — ближе 600 м. Опыт предписывал на дальности свыше 850 м стрелять редко, чтобы иметь возможность тщательно прицелиться, на дальностях от 850 и до 600 м стрелять быстро, ну, а если противник подходил на расстояние ближе 600 м, то стрелять «стремительно». Обычная стрельба предусматривала темп один выстрел в минуту, «стремительная» — три, но с таким темпом стрелять можно было не более трех минут, то есть сделать не более 9 выстрелов подряд (иначе сильно разогревался ствол орудия).
Но была и тонкость. Если ядро падало на колонну сверху, а граната перед колонной, то они, конечно, ущерб противнику наносили. Но особенно эффективен был огонь, когда ядра и гранаты падали пред колонной и рикошетировали, то есть отскакивали от земли и летели дальше низко над землей. Попадая в колонну (или даже в боевой порядок противника при стрельбе ему во фланг или наискосок), такие ядра и гранаты наносили противнику особо большой ущерб. Причем, поскольку граната при одинаковом калибре имела вес всего в ⅔ от ядра, ядро было предпочтительней гранаты при стрельбе по скоплениям противника на дальних расстояниях — ядро и на таких расстояниях давало рикошет, в отличие от гранаты, которая на больших расстояниях падала отвесно, а осколков давала немного. Но чтобы ядро срикошетировало, надо было, чтобы оно упало на землю под малым углом, поскольку при больших углах падения оно зарывалось в землю. Эти малые углы на ровной местности могут быть только на небольших дальностях, но когда местность наклонена к противнику, то углы падения ядер на землю уменьшаются и дальность стрельбы рикошетом увеличивается, следовательно, резко возрастает и эффективность своей артиллерии. А у противника всё наоборот: если он внизу, то даже при небольших расстояниях, когда ядро ещё летит настильно, оно не даст рикошета, так как встретится с поверхностью склона под большим углом. Но для стрельбы рикошетом не годится просто горка или курган, тут нужна ровная местность, на километр-полтора понижающаяся к противнику. Но не более.
А дальше желательны препятствия — леса, идущие поперек фронта противника овраги или реки. Зачем? Чтобы противник за пределами дальности твоего артиллерийского огня не мог развернуть и построить большие массы своих войск и этими массами ударить по твоим войскам. Соответственно, у себя в тылу нежелательны никакие препятствия, никакие овраги, чтобы они не мешали тебе выстроить массу своих войск и ударить ею по противнику.
Однако и без этих тонкостей понятно, что занять возвышенности — это хорошо: с позиций у гребня возвышенности противник хорошо виден на больших расстояниях, видны его маневры. А резервы своих войск и их маневры легко спрятать за этим гребнем.
Кроме этого, построение фронта своих войск углом вперед — к противнику — было не выгодно. При прямом фронте артиллерия противника будет бить по развернутым в боевой порядок шеренгам, и в самом удачном случае ядро выбьет из этих шеренг трех солдат. Но когда фронт выдается к противнику, то его артиллерия с флангов имеет возможность стрелять вдоль шеренг наших войск, и их потери намного возрастают. Выгодно было строить фронт углом назад, тогда своя артиллерия имела возможность стрелять по шеренгам противника наискосок. В русской военной терминологии той поры такой огонь назывался «косвенным», позже — «перекрестным». Такой огонь ставил противника в положение, при котором как бы противник ни развернулся, а всё равно будет подвержен огню в самом губительном его виде.
Продолжая обсуждать тактику в более широком смысле слова, затрону важнейший момент, казалось бы, понятный и известный с древнейших времен, а за два века до Бородино удачно сформулированный французским маршалом де Эстамп дела Ферте: «Бог всегда на стороне больших батальонов».