Book.

Если Законодатель создаст общины и делегирует свои права и обязанности им, то общины сами создадут свои суды (отдельно для одной общины или к примеру, один суд для района). Эти суды будут рассматривать дела по престу­плениям против своих граждан.

Но кроме общинных судов видятся еще некоторые. Во-первых, это военные трибуналы, рассматривающие престу­пления военнослужащих. Во-вторых, это государственные суды, рассматривающие преступления против всего государ­ства, такие, как измена Родине, организация массовых бес­порядков и другие. Эти суды создает Законодатель страны, а трибуналы — главнокомандующий. Исполнитель организует сеть арбитражных судов для рассмотрения исков по догово­рам хозяйствующих субъектов. Здесь важно проконтроли­ровать, чтобы не было обязательной привязки к какому-то одному арбитру. Заключая договор, стороны предусмотрят и тот арбитражный суд, который при необходимости решит их спор. Тогда арбитражные суды будут конкурировать ме­жду собой в отношении справедливости решения.

Ни в каких других судах — областных, республикан­ских, верховных — нужды нет, это бесполезные инстанции. Читатель может возразить: а если осудят неправильно, то куда жаловаться? Уверен, что так скажет читатель, которо­го ни разу не осуждали неправильно, иначе бы он знал, что жаловаться наверх бесполезно, ничего, кроме безграмотных отписок, вы оттуда не получите. Если ваш первый суд дей­ствительно рассматривает дело или хотя бы делает вид, что рассматривает, то есть вызывает свидетелей, экспертов, мо­жет выехать на место преступления и увидеть воочию все улики, то последующие суды рассматривают только бума­ги по вашему делу. И если уж первый суд несправедлив, то от последующих справедливости ждать нечего. Нам необ­ходимо, чтобы самый первый суд осуществлял правосудие, ибо требуется именно оно, а не пересылка бумажек с жало­бами, апелляциями и кассациями.

Рассмотрим, в каких случаях вы можете быть недоволь­ны судом, и у вас появится необходимость жаловаться.

Во-первых, когда вы признаете, что осуждают вас закон­но (то есть вы совершили преступление), но уж слишком су­рово. Но суровость наказания задается суду Законодателем, поэтому и просить о помиловании надо у него.

Во-вторых, суд ошибся, посчитав вас преступником. Но суд не может ошибиться просто так, а только если его об­манут те, кто дает суду улики вашей вины или доказатель­ства невиновности: свидетели, эксперты, следователи. Но тогда не суд виноват, и жаловаться надо прокурору, чтобы он провел следствие и уличил, например, свидетеля в даче ложных показаний суду. Тогда свидетеля осудят, а ваше дело пересмотрит тот же суд, то есть вышестоящие суды вам и здесь не нужны.

В-третьих, возможно, что сам суд, зная, что вы невинов­ны, осуждает вас. Но тогда он — преступник, совершивший тяжкое преступление, которое необходимо считать госу­дарственным. И надо не обжаловать приговор преступно­го суда, а писать государственному прокурору, чтобы тот возбудил уголовное дело против судей и передал его в го­сударственный суд.

Мы уже говорили, что у каждой общины могут быть свои законы, но процессуальные кодексы (гражданский и уго­ловный), безусловно, должны быть едиными для всей стра­ны. Они содержат правила для следователей, прокуроров и судей, которые предусматривают действия работников юс­тиции.

Суд, совершая преступление, нарушает какое-либо правило, предусмотренное процессуальным кодексом. Причем из-за специфики своей работы суд делает это от­крыто, более того, он еще и вынужден записывать каждый свой шаг. Для расследования преступления суда не требу­ется ни Шерлок Холмс, ни майор Пронин. Расследование преступлений членов суда не видится сколько-нибудь сложным.

Будут суды общин и прокуроры общин. И будут государ­ственные суды и государственные прокуроры. Различаться они будут не тем, что один выше, а другой ниже рангом, а тем, что заниматься они будут совершенно разными дела­ми: одни — воровством, убийствами и прочим, а другие — шпионажем, организацией массовых беспорядков и про­чим, в том числе преступлениями судов общинных и воен­ных. На суд мы будем жаловаться прокурору, пока еще не являющемуся преступником и не имеющему никакой за­интересованности в неправосудном деле. А на неправосу­дие государственного суда жаловаться надо будет суду де­путатов, который они создадут при Законодателе страны. И депутаты не смогут отмахнуться: такой неправосудный приговор может вызвать возмущение огромного числа избирателей, и на выборах они опустят в урны свой приговор. Законодателю:

«Виновен в плохом управлении страной».

Таким образом, все суды от своего Дела — правосудия не­пременно получат наказание, если они нанесут ему ущерб, так как при таком положении в стране не будет инстанции, которая была бы заинтересована в наличии неправосудно­го суда. Государственный суд будет следить за правосуди­ем остальных судов, а лично Законодатель — за правосуди­ем государственного.

И в заключение раздела немного поговорим о наказа­нии в таком аспекте: зачем мы, собственно, сажаем людей в тюрьмы? Я не говорю о том, зачем мы лишаем их свобо­ды — это наказание. Но почему в тюрьмах и лагерях? Что это дает обществу?

Смотрите, что при этом происходит. Огромную часть за­ключенных составляют скорее не преступники, а разгиль­дяи, которые шли на преступление неосознанно, не хотели его. Скажем, водители, сбившие пешеходов, мелкие хулига­ны. А мы сажаем их, как будто специально, вместе с закоре­нелыми преступниками. Для обучения, что ли?

Хороших работников сдергиваем с места работы и ставим на неквалифицированный труд. Разлучаем их с детьми, ко­торым не всегда становится от этого лучше. Огромное чис­ло людей отвлекаем для конвойной службы. И главное (если вы разделяете мою позицию в вопросе воспитания детей), не даем им тренироваться в подавлении инстинктов. В тюрьмах их инстинкты подавляют не они сами, а конвой.

Мы тратим огромные усилия, чтобы лишить преступни­ков свободы, наказывая их страшно дорогим и, главное, ка­ким-то дурацким способом. Ведь никогда нет полной уве­ренности, что тюрьма исправила преступника, а не подго­товила нового.

Когда обязанность наказывать перейдет к общинам, я думаю, наказания разнообразятся и вместо тюрьмы может появиться порка кнутом или розгами. Но этого мало, надо пересмотреть и свое отношение к лишению свободы.

Ведь свободы можно лишить и так: обязать приговором суда отсидеть дома в течение назначенного срока. То есть осужденный ходит на работу и возвращается домой, а то время, что мы обычно тратим на отдых и развлечения, он должен просидеть в своей квартире. Мы его лишили свобо­ды? Да, лишили! Но теперь он сам себе конвой. И общаться будет не с тюремной сволочью, а со своей семьей.

Но если он нарушит режим, то тоже не стоит спешить с тюрьмой — его можно отправить в место лишения свобо­ды на тех же условиях: работать и жить в общежитии. Пока он все еще сам себя конвоирует, хотя живет уже отдельно от семьи и старых дружков. (Правда, получив взамен дру­гих дружков, не лучше прежних.)

Но если он и здесь нарушит режим, то тогда он не че­ловек, а животное. Его нужно сажать в каторжную тюрь­му и вести себя с ним, как с животным. Эта тюрьма долж­на быть действительно страшной, и ее должны бояться. Держать его там нужно для начала недолго, просто пока­зать, что это такое, и вернуть в место лишения свободы без конвоя. Если снова нарушит режим, увеличить срок в ка­торжной тюрьме.