— Но все же террор на том Пленуме остановить не удалось.
— Это лишний раз подтверждает, что и в 1937 г. ещё не было всесильного диктатора Сталина, был всесильный коллективный диктатор по имени Пленум.
— Репрессии серьёзней всего ударили именно по инициаторам террора — почти все они погибли. Раз за разом на Пленумах им предлагалось проголосовать за вывод из состава ЦК очередной партии арестованных товарищей — порой за несколько месяцев состав ЦК менялся на треть, — и они безропотно голосовали. Ни один не попытался хоть что-нибудь сделать?
— Воля их была полностью парализована страхом, который внушал им ими же созданный монстр.
— И всё же, раз закон о выборах формально был принят, почему же он не претворялся в жизнь?
— В обстановке террора применять его было невозможно. Судите сами. Все знали, что первый секретарь находится во главе тройки края или области и может расправиться с кем угодно. Кто же будет выдвигать против него свою кандидатуру? Ведь завтра и сам кандидат будет расстрелян, и семья его пойдет по этапу. Сталин понял, что проводить демократические выборы во время массовых репрессий не имеет смысла.
Кроме того, Сталин понимал, что альтернативные выборы породят новую волну репрессий, что может быть чревато новой гражданской войной. В октябре 1937 г. снова собрался Пленум партии, уже третий в течение этого года. Мне удалось обнаружить в архивах уникальный документ: 11 октября 1937 г. в шесть часов вечера накануне Пленума Молотов подписал окончательное отречение от сталинской идеи состязательных выборов. Взамен Пленум утвердил безальтернативный принцип — «один кандидат — на одно вакантное место», что автоматически гарантировало партократии абсолютное большинство в Верховном Совете. То есть за два месяца до выборов она уже победила. Естественно, была похоронена и идея создания новой Программы партии. Сталин не простил партократии ее победы — вся она погибла, освободив места молодым технократам.
— Допускаю, что в 1935 г. уставным путем Сталина убрать было уже невозможно. Но все же удивительно, что люди, у которых за спиной тюрьмы, подполье, Гражданская война, шли на заклание, как бараны, и никто из них даже не попытался организовать против тирана заговор или покушение.
— Я могу утверждать, что один заговор определённо был. Относительно иных такой уверенности у меня нет. Во главе заговора стояли упомянутый уже Авель Ену-кидзе и Рудольф Петерсон — участник Гражданской войны, принимал участие в карательных операциях против восставших в 1918 г. в Тамбовском и Козловском уездах, командовал бронепоездом Троцкого, с 1920 г. — комендант Московского Кремля. Они хотели арестовать сразу всю пятерку — Сталина, Молотова, Кагановича, Орджоникидзе, Ворошилова.
Сталину о заговоре стало известно на рубеже 1934–1935 гг. из доноса родственника его жены А. Сванидзе. Надо полагать, этот заговор был напрямую связан с «новым курсом». У нас все время говорят о военном заговоре. В зависимости от политической окраски, одни утверждают, что он был, другие — что ничего подобного. А меня потрясает, что никто не хочет прочитать выступление Сталина в мае 1937 г. на расширенном Военном совете, где он говорит об арестованных военачальниках. В том своем выступлении фамилию А. Енукидзе он вспоминает столько же раз, сколько и Тухачевского. Гражданских обвиняемых у него столько же, сколько военных. При этом если военных он обвиняет в какой-то мелочовке, то гражданских — в намерении арестовать руководителей страны.
— То есть вы настаиваете, что был заговор гражданских с привлечением военных?
— Да. Но, зная о заговоре, Сталин не торопился с арестами. Больше года он перемещал всех предполагаемых участников с места на место подальше друг от друга. Петерсона и Енукидзе арестовали — одного 27 апреля в Харькове, другого в Киеве двумя месяцами позже. И буквально в первые моменты ареста, когда их еще не успевали ни избить, ни заморить голодом, они написали то, что у юристов называется «признательными показаниями». Так, Петерсон признал свое участие в «кремлевском заговоре», а заодно назвал и соучастников: Енукидзе, Корка, Медведева, Фельдмана. То же самое сообщил и Енукидзе. По их словам, опираясь на войска Московского военного округа (командующий Корк, заместитель Фельдман), они должны были совершить государственный переворот путем «нейтрализации» Сталина и его ближайших сторонников. Согласно показаниям Петерсона, для «нейтрализации» ему требовалось не более 10–15 человек. Затем предполагалось созвать Пленум ЦК и предложить на нем известному военачальнику, герою Гражданской войны стать «временным диктатором». И Петерсон, и Енукидзе в качестве кандидатов в диктаторы назвали М. Тухачевского и В. Путну (последняя должность — военный атташе в Англии).
Амбициозный, считавший себя недооцененным, Тухачевский гипотетически мог согласиться на участие в антисталинской акции, рассчитывая затем избавиться от «говорунов». Но знал ли он наверняка об этом заговоре? До тех пор, пока не будут открыты архивы, уверенно сказать об этом невозможно. В литературе встречается письмо от 26 мая 1937 г., в котором Тухачевский писал наркому внутренних дел Ежову: «Будучи арестован 22 мая, прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все, касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта и документа. Основание заговора относится к 1932 г. Участие в нем принимали Фельдман, Алафузо, Примаков, Путна и др., о чем я подробно покажу дополнительно».
Петерсону, который отвечал за охрану высших лиц государства, Кремль был, что дом родной. В показаниях его и Енукидзе содержались такие подробности о помещениях, где обычно встречалась руководящая «пятерка» и где можно было с наименьшим риском ее арестовать, знать о которых следователи с периферии, конечно, не могли. Это заставляет думать, что показания написаны собственноручно, а не под диктовку.
Троцкий так отозвался на дошедшее до него известие о казни Енукидзе: «Ежов без труда подвёл под «маузер» всех, на кого пальцем указал Сталин. Енукидзе оказался одним из последних. В его лице старое поколение большевиков сошло со сцены, по крайней мере, без самоунижения».
Нет никаких сомнений в том, что «кремлевский заговор», открывшийся в самый канун июньского Пленума, благословившего «тройки», был для Сталина сильнейшим ударом. Он понял, что лишился опоры в армии и теперь в борьбе с партократами мог рассчитывать только на НКВД. Возможно, этот заговор сыграл решающую роль в начале широких репрессий.
— Приходилось слышать, что на XIX съезде КПСС (1952) Сталин хотел начать новую кампанию с целью уравнять партию и Советы.
— Исключено. Хотя на съезде и была произведена реформа партийного руководства, но Сталин был уже слишком слаб — он с трудом произнёс семиминутную речь. Думаю, ему было не до реформ. Самое же главное: фактически с 16 января 1951 г., после третьего инсульта, Сталин уже не работал. Он перестал соображать, ему отказывала память.