Положение, складывавшееся теперь в мире, члены узкого руководства оценивали довольно схоже. Маленков, выступая всего за три месяца до начала Корейской войны, 9 марта, перед избирателями, сказал: «Советское правительство, верное делу всеобщего мира, не откажется от дальнейших усилий, направленных на всемерное обеспечение мира, и готово быть активным участником всех честных планов, мероприятий и действий по предотвращению новой войны, по сохранению мира во всем мире». То же самое, только в более жестком, суровом тоне, высказал уже на следующий день и Молотов: «Мы всецело стоим за ленинско-сталинские принципы мирного сосуществования двух систем и за их мирное экономическое соревнование. Но нам хорошо известна та истина, что пока существует империализм, существует и опасность новой агрессии…» Только Сталин и весной, и летом 1950 г. хранил необычное молчание, ни разу не высказался по вопросам внешней политики, даже в наиболее простой форме — интервью. Потому-то ничто и не предвещало того, что произошло 25 июня, — вторжения северокорейских войск на территорию Южной Кореи.
Почему началась Корейская война? До сих пор, несмотря на более чем настойчивые поиски, так и не удалось обнаружить никаких документов, которые подтвердили бы предварительное одобрение ее Кремлем, — ни согласия Сталина или Молотова, ни коголибо другого из узкого руководства, даже устного, но непременно зафиксированного официальной протокольной записью. Не обнаружено некоего секретного пакта СССР — КНДР, заключенного 10 апреля 1950 г. во время встречи Ким Ир Сена со Сталиным, Маленковым, Молотовым и Вышинским. Сегодня можно уже считать, что такого рода договоренностей просто не существовало. Скорее всего, инициатором войны на Корейском полуострове являлся Пхеньян — с благословения на то Пекина, обезопасившего себя на случай прямого столкновения обязательной поддержкой Москвы. Советский Союз — его узкое руководство, судя по всему, просто было поставлено в известность о том, что вскоре должно произойти, а потому вынуждено было ограничиться лишь одним — принятием данного факта к сведению и расчетом на то, что США и его союзники не станут вмешиваться в локальный конфликт либо просто не успеют этого сделать.
Прямым подтверждением служит «Директива» послу СССР в Пхеньяне Т.Ф. Штыкову, утвержденная Маленковым, Молотовым и Громыко 24 сентября 1949 г., ровно за девять месяцев до начала Корейской войны. Документ этот до предела откровенно выражал подлинную позицию советского руководства:
«Тов. Штыкову поручается встретиться с Ким Ир Сеном и Пак Хе Пеном и, строго придерживаясь приведенного ниже текста, заявить следующее:
В связи с поставленными Вами вопросами в беседе со мной 12 августа с. г. я получил указание передать Вам мнение Москвы по затронутым Вами вопросам.
Ваше предложение начать наступление корейской народной армии на юг вызывает необходимость дать точную оценку как военной, так и политической стороны этого вопроса.
С военной стороны нельзя считать, что корейская народная армия подготовлена к такому наступлению. Не подготовленное должным образом наступление может превратиться в затяжные военные операции,которые не только не приведут к поражению противника, но и создадут значительные политические и экономические затруднения для Северной Кореи, чего, конечно, нельзя допустить(здесь и далее выделено мною. — Ю. Ж.). Поскольку в настоящее время Северная Корея не имеет необходимого превосходства вооруженных сил по сравнению с Южной Кореей, нельзя не признать, что военное наступление на юг является сейчас совершенно неподготовленным и поэтому с военной точки зрения оно недопустимо.
С политической стороны военное наступление на юг Вами также не подготовлено. Мы, конечно, согласны с Вами, что народ жаждет объединения страны, а на юге он, кроме того, ждет освобождения от гнета реакционного режима. Однако до сих пор сделано еще очень мало для того, чтобы поднять широкие народные массы Южной Кореи на активную борьбу, развернуть партизанское движение по всей Южной Корее, создать там освобожденные районы и организовать силы для общенародного восстания. Между тем только в условиях начавшегося и действительно развертывающегося народного восстания, подрывающего основы реакционного режима, военное наступление на юг могло бы сыграть решающую роль в деле свержения южнокорейских реакционеров и обеспечить осуществление задачи объединения всей Кореи в единое демократическое государство. Поскольку в настоящее время сделано еще очень мало для развертывания партизанского движения и подготовки общенародного восстания в Южной Корее, нельзя не признать, что и с политической стороны предложенное Вами наступление на юг также не подготовлено.
Что касается частной операции по захвату Онджинского полуострова и района Кайдзио, в результате которой границы Северной Кореи продвинулись бы почти к самому Сеулу, то эту операцию нельзя рассматривать иначе, как начало войны между Северной и Южной Кореей, к которой Северная Корея не подготовлена ни с военной, ни с политической стороны, как это указано выше.
Кроме того, необходимо учитывать, что если военные действия начнутся по инициативе Севера и примут затяжной характер, то это может дать американцам повод ко всякого рода вмешательствам в корейские дела.
Ввиду всего сказанного следует признать, что в настоящее время задачи борьбы за объединение Кореи требуют сосредоточения максимума сил, во-первых, на развертывании партизанского движения, создания освобожденных районов и подготовки всенародного вооруженного восстания в Южной Корее с целью свержения реакционного режима и успешного решения объединения всей Кореи и, во-вторых, дальнейшего и всемерного укрепления корейской народной армии» .
Именно так, предельно откровенно и ясно, советское руководство стремилось доказать Пхеньяну, что задуманная им война просто невозможна, а потому в случае ее начала сразу же превратится в безрассудную авантюру. Более того, директива содержала и удивительно точный, безошибочный прогноз возможного развития событий на полуострове: военные действия обязательно примут затяжной характер, дадут США основание для прямого вмешательства, породят непременно политический и экономический кризис в КНДР. Трудно представить, что столь взвешенная оценка ситуации могла существенно измениться за последующие девять месяцев, ведь Пхеньян так и не сумел решить ни одну из тех задач, которые Москва устанавливала как обязательные, хотя и сугубо предварительные.
Подтверждает, но лишь до некоторой степени, такое предположение и необъяснимое поведение представителя СССР в Совете Безопасности Я.А. Малика, вернее, его демонстративное отсутствие на заседаниях, 27 июня, вместо того чтобы использовать право вето и отклонить решение, рекомендовавшее членам ООН предоставить «Корейской республике такую помощь, какая может быть необходима для того, чтобы отразить вооруженное нападение и восстановить международный мир и безопасность в этом районе» , и 7 июля — о создании объединенного командования сил ООН в Корее под руководством США. Вместе с тем советское правительство в официальном ответе генеральному секретарю ООН Трюгве Ли, МИД в заявлениях и нотах США и Великобритании всячески уклонялись от однозначного ответа на прямо поставленный вопрос, «признает ли СССР ответственность за происходящее». Одновременно почему-то сосредоточивали внимание и свое, и оппонентов на другом — на отсутствии в ООН и Совете Безопасности законного китайского делегата, представлявшего бы Пекин, а не Тайбей, и на том, что приказ Трумэна 7-му флоту перебазироваться к берегам Тайваня «является прямой агрессией против Китая» . Не было ли все это попыткой узкого руководства намекнуть, кто же является действительно ответственным за происходящее?..