Но еще более сильным, важным и значимым было восстание в Воркуте. Там сидели люди, многие из которых имели военную подготовку. Это были в основном бандеровцы и власовцы. Но к ним присоединились и остальные заключенные, в том числе и политические.
В Воркуте в начале августа 1953 года началось настоящее вооруженное восстание. О нем есть разные источники, но если говорить в общих чертах, то события развивались так: бригада заранее готовила самодельное оружие, выходила на строительство, по свистку нападала на охрану, всех убивала и забирала оружие. Дальше шла следующая бригада – происходило то же самое. Таким образом, за короткое время весь лагерь перешел на сторону восставших. Начальник лагеря сумел уговорить заключенных не убивать его: он обещал им помочь в дальнейших действиях, а кроме того, то ли он сам сидел когда-то в лагерях, то ли брат у него там сидел. Поэтому он превратился у восставших в своеобразного начальника штаба.
Было решено двигаться на Воркуту: там была мощная радиостанция, через которую восставшие собирались обратиться к Организации Объединенных Наций, ко всем советским людям и к советскому правительству. Их передвижение было очень успешным. По дороге они освободили несколько других лагерей.
Можно себе представить, что делалось в Москве, когда власти поняли, что ситуация выходит из-под контроля. Сто тысяч человек шло на Воркуту – это была уникальная ситуация, с которой никто не знал как справиться.
Сначала против восставших бросили отряды НКВД, но те ничего не смогли сделать. Потом направили танки, но те увязли в тундре. В Воркуте началась паника, все партруководство бежало из города. И только в двадцати километрах от города военной авиации все же удалось разбомбить повстанцев. Против авиации они, конечно, были бессильны. Кто выжил – бежали в тайгу. Позже там находили обглоданные волками останки и возили по лагерю, показывая, что будет с теми, кто попытается бунтовать.
Но власти получили серьезный урок. Они поняли, что еще одно-два таких восстания, и заключенные дойдут и до Москвы. И вот тогда Хрущев окончательно решил, что вся сталинская система, которая строилась на чудовищных репрессиях, треснула и больше не работает. Тогда и начались постепенные изменения. Прекратились репрессии, начали выпускать заключенных, остановили целый ряд тяжелых строек в Сибири, где люди умирали через три месяца от напряжения и чудовищных условий. И к XX съезду большая часть заключенных уже вышла.
Почему в 1954 году началось освоение целины? Ведь с точки зрения экономики освоение целинных и залежных земель – абсолютно неэффективный проект. В СССР были и субтропики, и Черноземье. Зачем же нужно было посылать молодежь на неосвоенные, малопригодные для земледелия территории, в Казахстан? Возможно для того, чтобы направить энергию, которую они могли потратить на протесты, на трудное созидательное дело. Самых активных нужно было изолировать подальше: туда, в Среднюю Азию, в Центральную Азию, в Северный Казахстан. Можно сказать, это были косвенные репрессии – не наказание за бунты, а предотвращение таковых.
Конечно, Хрущев рассчитывал, что освоение целины позволит Советскому Союзу еще и обеспечить зерном внутренние потребности страны и даже выйти на экспорт. Не получилось. Но активную часть общества действительно удалось надолго занять делом.
Именно тогда в 1956–1957 годах было принято и решение о массовом жилищном строительстве. Это тоже было связано с политическими изменениями – миллионы людей вышли из лагерей, и жилищный вопрос встал острее, чем когда бы то ни было.
Был и целый ряд международных, внешнеполитических акций, которые невозможно оценить, не сознавая, что поменялась вся стратегия советского руководства. Власти в Кремле решили ориентироваться не на насилие, не на террор, не на ГУЛАГ. Они не сменили идеологию, но стали вести себя по-другому. И это безусловно можно поставить в заслугу Хрущеву.
Режим стал мягче. Он не поменялся по сути своей, да и Хрущев до конца дней оставался убежденным коммунистом. Другое дело, что он в какой-то момент понял, что нужен коммунизм или социализм «с человеческим лицом». И восстания, показавшие кризис созданной Сталиным системы, сыграли в этом немалую роль [18] .
«Только что прочитала о Хрущеве и интеллигенции в посмертно изданном романе Аксенова „Таинственная страсть“. Не очень он жаловал Хрущева. А вот Вознесенский простил, Лен Карпинский и Эрнст Неизвестный – тоже. Ахматова называла себя сторонницей Хрущева, Стругацкие осуждали его за „наезды“ на интеллигенцию. Расскажите об этом. Спасибо».
Из вопросов слушателей «Эха Москвы»
Действительно, среди пострадавших при Хрущеве писателей, художников и других творческих людей есть немало тех, кто открыто простил ему нанесенные обиды. Не получилось ли так, что развенчание культа личности Сталина в исторической памяти перевесило все неприятные вещи, существовавшие в отношениях Хрущева и интеллигенции?
Прежде всего все-таки нельзя забывать, что интеллигенция в эти годы получила тот глоток свободы, который она совершенно замечательно использовала. Именно в годы «оттепели» возникло очень сильное творческое поколение, которое с легкой руки Станислава Рассадина стало называться «шестидесятниками». Именно в это время были выпущены многие фильмы, поставлены спектакли, написаны и напечатаны книги, которые до сих пор являются гордостью российской культуры. Появились журналы «Юность» и «Вопросы литературы», был открыт театр «Современник», переживал свой расцвет журнал «Новый мир», редакторами которого были в хрущевские годы Симонов и Твардовский.
О взаимоотношениях Хрущева с интеллигенцией осталось три свидетельства писателей-современников.
Первое – свидетельство Солженицына. В его повести «Бодался теленок с дубом» есть дополнение 1978 года, где он пересказал буквально то, что записал во время встреч с Хрущевым 17 декабря 1962 года и 7–8 марта 1963 года. Он как настоящий зэк пришел на встречу не только с пропуском, но еще с маленьким блокнотиком и хорошо отточенными карандашами. И Солженицын точно описал не столько свои впечатления, сколько как и что происходило.
Эта вставочка у Солженицына настолько выточена, что ее саму по себе можно поставить на сцене. В ней нет прямого заявления – автор за Хрущева или против Хрущева – это было бы слишком просто и слишком примитивно для работы сознания такого писателя. Зато есть точно подмеченные детали поведения присутствующих. Среди писателей тоже очень много было сталинистов, которые на самом деле настраивали Хрущева против интеллигенции. Они не могли ему простить ни XX съезда, ни разоблачения Сталина.
Когда «Один день Ивана Денисовича» выдвинули на Ленинскую премию, все русские писатели проголосовали против. За Солженицына отдали голоса только писатели республик плюс один человек. Именно потому, что многие, во-первых, не могли вынести такого успеха, а во-вторых, писатели, которые входили в комиссии по выдвижению на премии, были из сталинского времени. И для них повесть «Один день Ивана Денисовича» зачеркивала их самих, их творчество и всю их систему ценностей.