Россия и Южная Африка. Три века связей | Страница: 46

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

* * *

Что же увидели в ее творчестве российские издатели и читатели?

Знакомство России с Оливией Шрейнер началось с «Истории африканской фермы». Перевод печатался в «Вестнике иностранной литературы», в четырех номерах, с сентября по декабрь1893 г. Чуть раньше в том же журнале появился один из ее маленьких рассказов [267]. Скорее всего, его опубликовали в связи с тем, что готовился перевод романа: рассказ был как бы первой визитной карточкой автора.

Публикация перевода сопровождалась заметкой об авторе. Приведем ее целиком. Подпись под заметкой — Ф.Б. [Ф. Булгаков?].

«Под псевдонимом Ральф Айрон, которому принадлежит печатаемый нами роман “Африканская ферма”, скрывается английская писательница Олива Шрейнер, уже успевшая стяжать себе известность в среде английских романистов. С одним из позднейших рассказов ее “Сон, навеянный дикими пчелами” ознакомлены читатели “Вестника”. Олива Шрейнер — дочь миссионера из немцев, который, женившись на англичанке (дочери одного лондонского проповедника), в 1836 г. отправился проповедывать христианство в Южную Африку, и она родилась и проживала в Африке до весьма недавнего времени. Стало быть, то, что она изображает в “Истории африканской фермы”, пережито ею. Для характеристики автора этой “Истории” небезинтересно привести заявление Олива Шрейнер о происхождении ее романа. Один английский критик по поводу “Story of an African Farm” заметил, что ему приятнее была бы книга, “которая рассказывала бы о диких приключениях, о стадах скота, загоняемых бушменами в непроходимые пропасти, о схватках с хищными львами и об удивительных способах спасения жизни от опасностей”. На это Олива Шрейнер ответила следующее: “Такую книгу написать мне невозможно. Такие книги всего лучше пишутся в Лондоне. Там можно предоставить простор творческой фантазии, не стесняя себя прикосновенностью с действительностью. Но если кто берется за изображение условий, в которых он вырос, тому приходится убеждаться, что факты сильнее, чем он. Тех блестящих образов, какие фантазия ищет в отдаленных странах, он доставить не может. С смущением он должен выдавливать пеструю краску из своей кисти и погружать последнюю в темные краски своей обстановки”» [268].

Чем вызвано такое мнение критика и такой ответ Оливии Шрейнер?

Чем ближе XIX столетие подходило к своему завершению, тем б?льшую роль в западноевропейской литературе занимали далекие от Европы страны, особенно Африка. Если в середине XIX в. книжный рынок заполняли разнообразные «Парижские тайны», «Рокамболь» Понсона дю Терайля и романы? la Дюма-отец, то в конце века — приключения в дебрях Африки, схватки с дикими зверями, загадочной природой, таинственными племенами.

Почему?

Шел колониальный раздел мира, прежде всего — Африки. Европа делила далекие края земли. О них говорили, писали. Авантюрно-приключенческо-колониальная литература хлынула на книжный рынок. И была востребована: у нее была своя яркая романтика. До наших дней сохранилось лучшее: «Копи царя Соломона», «Охотники за брильянтами»… Луи Буссенар, Пьер Лоти, Райдер Хаггард… Они, конечно, не типичны. Они — талантливы. Но и по их романам можно судить о темах той массовой литературы. Настоящей, повседневной жизни там нет. Реальная жизнь — вот что отличало «Африканскую ферму» от большинства тогдашних романов об Африке. И отрадно сейчас прочесть, что когда-то в «Вестнике иностранной литературы» роман хвалили именно за это.

Какую Африку увидели в этом романе российские читатели? Место основного действия — ферма, подобная той, на которой Оливия Шрейнер служила гувернанткой. Типичная бурская ферма, затерянная в вельде, южноафриканских степях, на просторах Карру, обширного высокого плато. Ферма находится в глубине Капской колонии, но действие переносится и в Оранжевую Республику; действующие лица бывают и на мысе Доброй Надежды, и в Трансваале, и на алмазных копях Кимберли.

Время действия — 60-е и 70-е годы XIX века. Среди действующих лиц — представители разных расовых и национальных групп пестрого населения Южной Африки. Взаимоотношения между ними очерчены в романе очень ярко. Хозяйка бурской фермы тетушка Санни (ее прообраз — хозяйка Оливии Шрейнер) не выносит англичан. Англичанин Грегори Роуз считает буров примитивными простолюдинами. Африканцев — готтентотов и «кафров» — среди главных действующих лиц романа нет. Но хорошо видно, какое место отводилось им в «Белой Южной Африке». Отчетливо обозначена и позиция автора — романтизация африканцев. Линдал, главная героиня, говорит о пастухе-«кафре»: «Это самое интересное и умное существо из всех окружающих меня <…> Этот юноша наводит меня на размышления. Неужели его раса исчезнет в огне столкновения с более сильной? Глядя на него, невольно задумываешься о будущем и вспоминаешь о прошлом».

Из тогдашнего южноафриканского быта нагляднее всего показаны жизнь и быт на бурских фермах в те времена, когда промышленный бум по-настоящему еще не начался. Богатейшие месторождения алмазов только-только обнаружены, и никто не предполагает, что через несколько лет неподалеку найдут также и крупнейшие в мире месторождения золота. Главным богатством считаются овцы, да еще страусы, снабжающие своими перьями парижских модниц.

Может показаться, что Оливия Шрейнер несправедлива к бурским фермерам, что их быт в романе слишком уж непригляден, утрировано их стремление понимать библейские истории буквально и нежелание читать ничего, кроме Библии. Но широко распространенное в мире мнение о бурах было еще неприглядней — во всяком случае, до англо-бурской войны.

К мнениям и оценкам Оливии Шрейнер прислушивались не только в русском «Вестнике иностранной литературы». Марк Твен, рассказывая о своей поездке по Южной Африке в 1896 г., постоянно ссылался: «Я думаю, что основное, о чем я здесь пишу, можно отыскать и в книгах Оливии Шрейнер <…> упомянуто в книгах Оливии Шрейнер» [269].

Но широкая известность «Африканской фермы» объясняется прежде всего не тем, как показана в нем Южная Африка. Книга приобрела такую популярность потому, что там говорится об общечеловеческих проблемах: борьбе против религиозного ханжества, правах женщин, да и вообще о многом, что тогда волновало людей.

В судьбах Линдал, Вальдо и Эмм молодые люди и девушки, жившие далеко от Южной Африки, узнавали себя, свое поколение, его вопросы, тревоги, драмы. Джером К. Джером писал: «“История африканской фермы” — вещь неповторимая. Я прекрасно помню ту бурю негодования, которую обрушили на “Африканскую ферму”… Эту книгу, дескать, нельзя дать в руки молодому человеку или благовоспитанной барышне. Но юноши и девушки жадно протягивали к ней руки и хватались за нее, как за поводыря в дебрях жизни» [270].

В России «Африканская ферма» была не только переведена, но и прочитана. О ней говорили, спорили — как о общечеловеческих гуманистических идеях, так и о конкретных картинах жизни в Южной Африке.

Один из критиков писал об «Африканской ферме» в предисловии к другой книге Оливии Шрейнер: «…в ней сказались крупный ум, оригинальная и смелая мысль, а главное — какая-то особая здоровая сила, очевидно выросшая из постоянного общения с природой» [271]. Особенно подробному и тоже очень доброжелательному разбору подверглась «Африканская ферма» в большой, почти на сорок страниц, статье известного петербургского публициста Вл. Лесевича «Оливия Шрейнер и ее произведения», в журнале «Русская мысль» в 1901 г.