Тогда, в апреле 1936-го, Большой террор еще не достиг своего апогея. А Эндрюс повидал СССР в самые ужасные месяцы. Судя по его отчету, кто-то из иностранных гостей, приглашенных на торжества, все же пытался разобраться в событиях. В отчете Эндрюса о встрече гостей со «всесоюзным старостой» Михаилом Калининым есть такое место:
«Отвечая на вопрос чехословацкой делегации о суде над троцкистами и вредителями и их наказании, он сказал, что такой вопрос означает, что спрашивавший — не друг Рабочей Республики. Если бы испанское республиканское правительство сразу, появившись на свет, предприняло такие же действия по отношению к Франко и его друзьям, катастрофы гражданской войны в Испании и фашистской интервенции удалось бы избежать» [393].
Иными словами, Калинин убеждал своих собеседников в необходимости упреждающих репрессий против лиц, которых революционные власти могли счесть потенциальными противниками. У Эндрюса не нашлось никаких возражений. Ни одной теневой стороны советской действительности он не отметил во всем своем шестидесятистраничном отчете о месяце пребывания в СССР.
Чем определялась такая позиция?
Влиянием пропаганды? В сталинские времена оно было доведено до совершенства. Анекдот того времени, который мог тогда стоить жизни: если бы у Наполеона была сталинская газета «Правда», никто в мире не узнал бы о его поражении при Ватерлоо.
Но все же полностью обмануть Эндрюса было нелегко. Ему уже 67 лет. И почти всю жизнь он занимался политикой.
Возможно, он поверил, что действия, от которых пострадал когда-то и сам, проводились не Сталиным, а «вредителями». Застрельщиком «чистки» в Коммунистической партии Южной Африки, может быть, считал Николая Бухарина. Именно Бухарин вел в 1927 г. переговоры с Джимми Ла Гумой, которые, мог считать Эндрюс, и положили начало резкому вмешательству Коминтерна в дела южноафриканских коммунистов. Бухарин, как и бывший председатель Коминтерна Зиновьев, были теперь низвергнуты, их объявили «врагами народа», а его, Эндрюса, приглашали вернуться в Коммунистическую партию Южной Африки (он и вернулся в нее через несколько месяцев после возвращения из Москвы и вскоре снова стал ее председателем).
И все же, скорее всего, была еще более важная причина, почему Эндрюс так писал об СССР.
В Советском Союзе он видел главный и может быть единственный противовес не только гитлеризму, но и вообще империализму, расизму, тем язвам капитализма, разоблачению которых он посвятил свою жизнь.
Как известно, большая часть интеллигенции многих стран восхищалась Советским Союзом. Такие люди, как Анри Барбюс, Ромэн Роллан, Лион Фейхтвангер, Бернард Шоу…
Все они, или, во всяком случае, многие из них, были весьма наблюдательны. И как бы ни старались им показывать только парадную сторону советской жизни, и как бы успешно ни скрывали малейшие сведения о ГУЛАГе, все же эти люди должны были догадываться о роли пропагандистской машины.
Но вот феномен Бернарда Шоу. Он посетил Советский Союз в 1931 г., где отметил свое 75-летие.
Это было ужасное время для жителей СССР. Насильственная коллективизация. Страшные последствия ее на Украине.
Но Бернард Шоу очарован всем, что увидел. Ему представили молодого англичанина, который жил в Москве два года и намеревался остаться в России. «Хорошо, — сказал Шоу. — Если бы я был молод, как Вы, я думаю, я тоже захотел бы остаться здесь» [394]. Побывав в мавзолее Ленина, он заявил: «Отныне могила Наполеона — вторая по ранжиру, а не первая». И с гордостью: «Я был марксистом еще до того, как Ленин родился» [395].
Шоу восхищался советскими идеями воспитания молодого поколения. «Не стоит ли нам начать учить детей быть лучшими гражданами, чем мы сами? Мы этого пока не делаем. Русские ДЕЛАЮТ» [396].
Он остался чрезвычайно недоволен музеями революции, прославлявшими героев восстаний против царского режима. Почему? «Вы что, с ума сошли, прославляя восстание сейчас, когда Революция у власти? Вы хотите, чтобы Совет был свергнут? Разве это мудро учить молодежь, что убийство Сталина будет актом бессмертного героизма?» [397]
Шоу встречался со Сталиным и, по словам его биографа, «полагал, что русские люди выглядели счастливыми, а Сталин — веселым» [398]. Шоу яростно нападал на всех критиков советского режима. Накануне своего отъезда из Москвы он написал: «В мире сегодня нет более интересной страны, чем советская Россия, и я нахожу путешествие туда безопасным и приятным… Быть в стране, где нет леди и джентльменов, но все — друзья столь же редко, сколь и освежающе… Завтра я покину эту землю и вернусь в наши западные страны отчаяния» [399].
Приехав на следующий год в Южную Африку, Шоу начал писать там книгу «Понимание России» [400]. Oн не закончил eе, но написанная часть вышла после его кончины. В книге он оправдал даже истребление российской интеллигенции Сталиным:
«Преследование интеллигенции в России длилось не слишком долго. Оно было, я думаю, оправданным в то время, когда оно еще не воспринималось как неосуществимое. Я часто говорил себе, что если бы я был революционным диктатором, моей первой заботой было бы сделать так, чтобы лица с университетским образованием или с приобретенной ментальностью, которую университеты насаждают и культивируют, были безжалостно изолированы от всех направлений деятельности, каких бы то ни было контактов с образованием, особенно образованием их собственных детей. И если их не уничтожать насильственно, то, по крайней мере, им нужно помочь умереть как можно скорее. Ленин разделял мои взгляды и пытался их реализовать» [401].
В сознании Бернарда Шоу все это настолько прочно укоренилось, что даже через много лет он утверждал: «исключительно умных, политически хорошо начитанных, героически воодушевленных большевистских государственных деятелей во главе с Лениным и Сталиным теперь несомненно признают самыми способными лидерами, которых произвел наш век» [402].
С такими взглядами Шоу приехал в 1932 г. в Южную Африку и, наверно, обсуждал их в среде южноафриканской интеллигенции. А если уж так думал Бернард Шоу, что уж говорить о коммунистах и близких к ним.
* * *
Нам, знающим о преступлениях сталинского режима, трудно понять тогдашние позиции таких талантливых, образованных и проницательных людей, как Бернард Шоу.
Но на каком фоне они делали свои заключения? Гитлеровская пропаганда казалась куда отвратительней. А западные демократии? Они не смогли остановить ужасную экономическую депрессию конца 1920-х — начала 1930-х годов. Потом они предали, одну за другой, Эфиопию, Испанию, Австрию, Чехословакию: отдавали эти страны под иго фашизма. Да, весной 1939 г. Великобритания и Франция пошли на переговоры с СССР, чтобы решить, как вместе остановить Гитлера. И Смэтс однозначно винил Советский Союз в срыве переговоров. Но после всех этих предательств немалая часть мировой общественности перестала верить в искренность правительств Великобритании и Франции.
Не завоевала доверия и та критика Советского Союза, которой была полна западная печать. Хотя бы слова Сары Миллин, которые мы процитировали: «Я не видела ни одного счастливого лица». И это в Москве, на улице, где полно народу, да еще весной, когда разве что пень не улыбается. Как читатель мог этому поверить? И действительно, были же, конечно, радостные лица. Не все семьи пострадали от репрессий. Да и материально жизнь горожан была легче, чем прежде. Уже отменили карточки, в магазинах появились продукты, не было безработицы.