– Объясни точнее: это моя рука крови узнала кровь Доусона?
– Это твоя магия узнала его магию.
– Подобное тянется к подобному, – сказал Мистраль, по-прежнему вглядываясь в ночь.
– В Европе фейри частенько скрещивались с людьми, чьи наследники потом уезжали в Соединенные Штаты, – сказала я.
– Верно, – согласился Рис.
– То есть такое может часто повторяться? – спросила я.
Он кивнул и пожал плечами.
– Вполне.
– Есть и еще одно следствие, – сказал Мистраль. – Вероятно, принцесса сможет призывать себе на помощь потомков фейри.
Я запрокинула голову, стараясь заглянуть в глаза Дойла, но он прижался щекой к моей макушке. Не чтобы уйти от моего взгляда – просто ему так хотелось.
– Что он имеет в виду?
Дойл ответил негромко, но я так тесно прижималась к его груди, что звук его голоса отдавался в моем теле.
– Когда-то обладатели некоторых рук власти призывали людей себе в войско или в услужение. Ты звал – и они приходили добровольно и с радостью. Рука крови – одна из немногих таких. Если ты обладаешь всей силой, которую имела прежде рука крови, ты можешь обратиться к магии в крови людей, и они откликнутся.
– А у них останется выбор? – спросила я.
– Когда ты хорошо овладеешь этой силой – нет. Им захочется тебе служить, как сейчас хотим того мы.
– Но...
Рис прижал пальцы к моим губам.
– Это разновидность любви, Мерри. Именно такое чувство должны испытывать люди к вождю, к главе рода. Прежде все было не так, как сейчас... как давно уже нет. – Он отвел руку от моих губ и посмотрел с горькой печалью. – Я тоже так мог. Я призывал к себе людей и давал им мир, радость, довольство. Я защищал их, и я их любил. Потом я утратил силу и не смог их защищать. Я не смог их сберечь.
Рис меня обнял, а поскольку я прижималась к Дойлу, обнял нас обоих. И прошептал:
– Не знаю, радоваться нам возвращению этой власти или печалиться. Она была чудесна во время расцвета, но когда она ушла, я словно умирал вместе со своими людьми, Мерри. Они умирали и как будто уносили с собой частицы меня. Я молил богов дать мне истинную смерть. Я молился о том, чтобы умереть вместе с моим народом, но я бессмертен. Я не мог умереть и не мог их спасти.
Мне на щеку упала слеза. Я прижалась лицом к его лицу и почувствовала, как льются слезы из его единственного глаза – второго его лишила мучительница-гоблинка. Руки Дойла крепче обняли нас обоих, а потом Гален шагнул к Рису и тоже его обнял.
Шолто погладил кудри Риса, а Мистраль сказал:
– Не знаю, хочу ли я вновь принять такую ответственность.
– Я тоже, – сказал Рис сдавленным от слез голосом.
– И я, – сказала я.
– У тебя может не быть выбора, – вздохнул Дойл.
И это была правда. Чудесная и ужасная правда.
Дойл замер у двери бронированного «хамви», заглядывая вглубь машины, словно в зев пещеры – подозревая, что там прячется дракон. Увидев его напряженную позу, вытянутую шею, я поняла, что решение звать на помощь армию имело не только плюсы.
– Машина бронирована, и ты в этой металлической коробке ехать не сможешь, – поняла я.
Он повернулся и бесстрастно на меня глянул.
– С тобой смогу.
– Но тебе будет плохо.
Он подумал немного и сказал:
– Будет неприятно, но терпимо.
Я посмотрела на головную машину: другие мои стражи тоже топтались у двери. Ни один не хотел оказаться в бронированной коробке.
– Из вас никто не способен творить магию, оказавшись внутри металлических стен, да?
– Да, – сказал Рис. Он стоял рядом со мной.
– Мы станем, как это ты говорила... ментально слепые. Внутри такой коробки у нас почти не будет чувств, которых нет у смертных.
– А если запереть вас в такой металлической клетке надолго, вы можете истаять?
Они переглянулись.
– Не знаю. Наверное, не все, но кто-нибудь из нас – вероятно, да. – Рис притянул меня к себе: – Не гляди так грустно, малышка-Мерри. Одну короткую поездку мы вынесем. Кроме того, обилие железа не нам одним не даст применить магию.
Я вроде бы поняла, на что он намекает, но предпочла уточнить, чтобы не рисковать недоразумением в столь важном вопросе.
– Ты имеешь в виду, что если на нас нападут, внутри бронированных машин нам не страшна магия?
– Я думаю, такая мощная людской работы броня разобьет любые чары, направленные на машины, – сказал Дойл.
– Значит, живенько садимся и увозим принцессу, – подвел итог Рис.
Дойл решительно кивнул и нагнулся к дверце. Я потянула его за руку, заставив обернуться, и поцеловала в губы. Он удивился:
– За что это?
– За храбрость, – сказала я.
На черном лице сверкнула улыбка.
– Ради тебя я всегда буду храбрым, моя Мерри.
Этим он заслужил еще поцелуй, на этот раз повыразительней.
Специалист Грегорио громко откашлялась. И даже сочла нужным сказать:
– У нас не так много времени, принцесса.
Мой титул она произнесла, словно оскорбление.
Я оторвалась от губ Дойла и посмотрела на нее. Она вздрогнула.
– Что такое? – спросила я.
– Ваши глаза... светятся.
– Бывает иногда, – сказала я.
– Это магия?
Я качнула головой.
– Нет, так он на меня действует.
– Да они сейчас почти и не светятся, – махнул рукой Рис. – Вы бы посмотрели на нее в момент настоящего волшебства или в разгар секса, вот это зрелище!
Она сердито нахмурилась:
– Лишние сведения сообщаете.
Рис сделал шаг к ней:
– Э, нет, я еще даже и не начал!
Мы с Дойлом дружно оттащили его назад за руки.
– Довольно, – сказал Дойл.
– Пойдем-пойдем, сядем в большую страшную машинку и поедем, – сказала я.
Рис повернулся ко мне. На лице у него не было и намека на заигрывание, скорее грусть.
– Ты не представляешь, Мерри, что для нас значит оказаться там, внутри.
Я сжала его руку.
– Если все так плохо, Рис, то поезжайте в какомнибудь транспорте полегче. Я тут джипы видела. А я и одна справлюсь.
Он покачал головой.
– Что мы за телохранители, если оставим тебя одну? – Наклонившись ближе, он прошептал: – И что за будущие отцы?