– Дочь, – обратилась ко мне Богиня, – что ты ему ответишь на обвинение?
– Сидхе лишили гоблинов магии, чтобы выиграть последнюю из Великих войн между нашими народами.
– Ты думаешь, это был правильный поступок? – спросила она.
Я не стала отвечать первое, что пришло на ум, потому что чувствовала – вокруг нас начинает сгущаться магия. Можно было бы подумать, что в присутствии Божеств ощутить нарастание магии невозможно, что при них все прочее поблекнет, но та магия, что нарастала меж стоячих камней этой летней ночью, давила на воздух тяжким грузом, будто над нашими головами мысль за мыслью воздвигалась гора.
Рука Ясеня у меня на плечах уже почти дрожала от напряжения. Я отважилась на него взглянуть: он смотрел прямо перед собой с неимоверным усердием. Наверное, он боялся того, что я могу увидеть в его глазах.
– Мне говорили, что если бы этого не было сделано, в войне победили бы гоблины.
– Но теперь ваши народы не воюют? – спросила она.
– Нет, – сказала я.
Ясень застыл как неживой. Я чувствовала, каким напряжением мышц дается ему эта неподвижность.
– Если бы ты могла исправить вашу ошибку в отношении гоблинов, ты бы это сделала?
– А это была ошибка? – спросила я.
– А как ты думаешь?
Я задумалась. Мы сделали ошибку? Я видела, чего добились сидхе со своей магией. Оставшись единственным народом, сохранившим мощную боевую магию, мы превратились в тиранов. Мы выиграли ту войну, но истинными победителями оказались люди с их техникой.
– Я думаю, что, отняв у гоблинов магию, мы выиграли битву, а не войну.
Пальцы Ясеня судорожно сжались на моем плече.
– Но вы правильно поступили, отняв ее? – спросил Бог.
Я хотела уже сказать «да», но передумала.
– Не знаю. Мне говорили, что магия исходит от Вас. А значит, мы отняли у гоблинов то, что Вы оба дали им. Было ли это с Вашего одобрения?
– У нас одобрения не просили, – сказала Богиня.
Ясень вздрогнул, а я просто уставилась на них с открытым ртом. Они снова оделись плащами, став более выносимыми для моего смертного разума и глаз. Когда же на них появились плащи? Только что? Несколько минут назад? Я не могла вспомнить.
– Когда мы отняли у гоблинов магию, Вы отвернулись от нас, – поняла я.
– А что, если бы ты, дочь, могла исправить эту несправедливость? – спросил Бог.
– Вернуть гоблинам магию? – уточнила я. Точность всегда важна.
– Да, – сказали оба Божества.
– То есть дать Падубу и Ясеню руки власти?
Ясень даже снял руку с моих плеч. Его разрывали эмоции.
– Да, – вновь одновременно ответили Они. Мне кажется, или они начали бледнеть?
– Они не только гоблины, но и сидхе, – сказала я.
– Дашь ли ты им силу, которой они должны владеть как сидхе, дочь?
Теперь от Них остались лишь голоса. Если я скажу «нет», не покинет ли Богиня снова меня и мой народ? Я посмотрела на Ясеня: он не повернул ко мне головы. Зато Падуб, стоявший перед нами, не сводил с меня взгляда. На лице ясно было написано: он думает, что я откажусь. Но мне не только злость его была видна, а то, что стояло за злостью. Долгие годы, когда смотришь в зеркало и видишь в нем облик сидхе, зная, что в круг сидхе тебя не примут никогда. Не важно, насколько ты похож на сидхе внешне – если ты не владеешь магией, для сидхе ты не существуешь. Ты к ним просто не принадлежишь. Я знаю, что это такое – быть среди них, но не одним из них. Я на сидхе еще меньше похожа, чем братья-гоблины. Они хотя бы высокие, да и вообще выглядят точно как сидхе, если не обращать внимания на глаза. А меня за чистокровную сидхе не примет никто, пусть на моей голове красуется хоть сотня корон.
– Вернешь ли ты им то, что принадлежит им по праву рождения? – спросили голоса.
Из политических соображений мне надо было сказать «нет». Ради собственной безопасности – тоже. Ради сохранения всех наших договоров – «нет». Но я дала единственный ответ, который ощущался как правильный.
– Да.
Мы остались одни посреди круга камней, в белом свете полной летней луны. Она неестественно низко висела над нашими головами – луна поры равноденствия, и казалось, ее рукой можно достать. Мне не ясно было, настоящая это луна или только иллюзия. Может, я и вправду могла дотянуться до нее рукой? Но двое моих компаньонов к небесным телам интереса не проявляли, и под их дурным влиянием я склонилась к мысли, что луна нужна для того, чтобы на нее смотреть, а прикасаться надо совсем к другим телам.
Кожа у них была белая и совершенная, как у любого сидхе. Только украшавшие ее шрамы выдавали, что братьям не хватает магии, позволяющей сидхе залечивать раны бесследно. Но я Неблагая, шрамы меня не пугают, а лишь добавляют удовольствия – по ним можно пробежать пальцами, лизнуть языком, прикусить зубами.
Падуб вскрикивал от удовольствия под моими зубами, прикусывавшими шрам на его мускулистом твердом животе. У Ясеня спину испещряли следы когтей, от давности ставшие белые и блестящими. Я провела по ним кончиками пальцев.
– Откуда это у тебя?
Ясень лежал на траве, на охапке сброшенной нами одежды. Мою ласку он принимал, но даже не пошевелился ответить. Ответил Падуб:
– Ясень в юности попался Кейтмору. Кейтмор был хороший боец, но нападал на молодых, кто обещал вырасти сильным и стать ему угрозой. Многие наши воины носят следы его когтей.
Я провела по шрамам ниже и ниже, пока не добралась до гладких твердых ягодиц. Ясень вздрогнул под лаской. Не знаю, то ли действовала магия необычного места, то ли отсутствие зрителей-гоблинов, но оба брата прекрасно реагировали на ласку, не только на боль.
– Кейтмор. Не слышала этого имени.
Падуб посмотрел мне в глаза поверх спины брата, тронул его шрамы и улыбнулся. Кривоватой, злой улыбкой.
– Когда Ясень вылечился, мы нашли Кейтмора, убили и унесли с собой его голову, чтобы все это знали.
Он поднял руку, которой гладил спину брата, напряг мускулы и показал белый рубец – по виду шрама казалось, что руку ему едва не отрубили целиком.
– Работа Кейтмора. Меч у него звался Рука Кейтмора.
У гоблинов в обычае было называть меч в честь себя. Мне это всегда казалось несколько странным, но обычаи у всех разные.
Я провела пальцами по окружности шрама.
– Страшная рана, – сказала я.
Падуб широко улыбнулся.
– Теперь его меч у Ясеня.
– Значит, это он нанес Кейтмору смертельный удар, – догадалась я.
Ясень приподнялся и взглянул на меня через плечо: