Один из наглядных примеров всемогущества денежного интереса, который преодолевает все политические препоны, — это известная история отношений Москвы с американским «Фордом». Уже в 1926 году на колхозных полях Поволжья и даже Сибири появились американские гости — трактора «Фордзон». Причем, что интересно, в данном случае оплата была произведена не наличными, а в рамках долгосрочного кредита, что для США по тем временам было большой редкостью. То есть и Москва, и сам «Форд» явно настраивались на долгосрочное сотрудничество. Так оно и произошло — «Форд» не только поставил СССР двадцать тысяч тракторов, но и помог построить, с использованием новейших по тем временам технологий, Горьковский автомобильный завод — автогигант социалистической экономики.
Позже нечто похожее повторилось с итальянцами — можно вспомнить ВАЗ и легендарную «Копейку», правда, и этот момент точечной модернизации ни советской экономике в целом, ни отечественному автопрому в частности особо не помог.
Не стоит забывать и про Арманда Хаммера, или, точнее, семейство Хаммеров, чье богатство родилось на базе сотрудничества с СССР. С ними еще в 1921 году был подписан договор о поставке в Россию одного миллиона бушелей пшеницы в обмен на пушнину, черную икру и экспроприированные большевиками драгоценности, хранившиеся в Гохране. В 1922 году была создана русско-американская Индустриальная корпорация, которой было передано шесть текстильных и швейных фабрик в Петрограде и четыре в Москве.
Но в целом в тот период преобладали все же концессии. В 1926–1927 годах насчитывалось сто семнадцать подобных соглашений Страны Советов с западными дельцами, причем удельный вес концессионных предприятий и смешанных акционерных обществ, в которых иностранцы владели частью пая, был значителен: в добыче свинца и серебра — 60 %, марганцевой руды — 85 %, золота — 30 %.
Своеобразной инвестицией в социализм можно считать и Ленд-лиз эпохи Второй мировой войны.
Во времена строительства экспортного нефтепровода «Дружба» расцвел бартер — западные немцы поставляли Советскому Союзу более миллиона труб в год, а взамен получали нефть. Не без помощи Запада СССР готовился и к Олимпиаде-80 — здесь важную роль в строительстве многих олимпийских объектов играли финны. Наконец, даже в голодные горбачевские годы, спасаясь от возможного наплыва социалистических граждан, Запад инвестировал в умиравший СССР необходимые товары народного потребления.
Так что можно уверенно сказать, что идея изоляции Советского Союза оказалась не выгодной ни коммунистам, ни капиталистам.
Некоторые политические лидеры Запада в 20-е годы вполне положительно воспринимали политику НЭПа, в том числе политику концессий. В частности, премьер-министр Ллойд Джордж и канцлер веймарской Германии Вирт говорили: а что плохого? Мы будем инвестировать деньги, технологии, а СССР будет нам поставлять марганец, свинец, золото, пшеницу и другие нужные нам товары. Кстати, эта риторика очень похожа на наш нынешний диалог с тем же Евросоюзом, когда Россия предлагает взаимовыгодное экономическое сотрудничество — сырье в обмен на технологии.
Как показывает вся наша история последних, по меньшей мере 150, лет, наша экономика, как советская, так и нынешняя, решительно не может обойтись без иностранных инвестиций и технологий. Но, с другой стороны, если посмотреть на мировой опыт, то это вполне нормальное явление — без них обходится, наверное, только Северная Корея. В современном мире ни одна экономика мира не может обойтись без иностранных инвестиций и технологий, и российская — не исключение.
По оценкам, проведение полной системной модернизации российской экономики обойдется в три-четыре годовых ВВП России (4,5–5 трлн долларов), которые, конечно, невозможно вложить самим — этих денег у страны просто нет. Кроме того, понадобятся люди — и простые работники, и специалисты, — потому что в России уже остро ощущается нехватка рабочей силы. Деньги нужны огромные, ни одна экономика с такими задачами не справляется без масштабных иностранных инвестиций.
С другой стороны, инвестиции — это далеко не одни только деньги. Может быть, важнейшее, что нужно России, — это, как часто говорят в последние годы, инвестиции в человеческий капитал. Вложения в современную культуру бизнеса. В свое время становление «Вымпелкома» (торговая марка «Билайн») и выход его на Нью-Йоркскую фондовую биржу в 1996 году — первой из российских компаний — для многих стало колоссальной революцией в мозгах. Это было одно из первых открытых акционерных обществ, сделанных строго по западной модели.
«Грубо говоря, по-настоящему стартом „Вымпелкома“ были товарные кредиты западных производителей, производителей аппаратуры. А подо что давались кредиты? Они были ничем не обеспечены. И они давались вот под что — два фактора, которые превратились в деньги: во-первых, драйв, энтузиазм невероятный и, во-вторых, вера, что со страной происходит какое-то чудо…
Первым инвестором был мой друг, Оге, который мне в сыновья годится — ему 40 лет сейчас, а тогда он был вообще мальчишка. Это была такая крошечная фирма «Плексис», а потом «Эриксон», которые дали нам ничем не обеспеченные кредиты…
Вот после нашего выхода на биржу — представьте: первая российская компания, 1996 год, флаги России, «Билайна» на Уолл-стрит — слезы в глазах… Не будем скрывать, вот тогда, с выходом на биржу, мы миллионерами стали…
Так вот «Вымпелком» начался с товарных кредитов западных поставщиков».
(Дмитрий Борисович Зимин, профессор Высшей школы экономики, бизнесмен, ученый, отец-основатель «Вымпелкома», известного всем как «Билайн»)
Помимо макроэкономических дел, когда соответствующие риск-менеджеры соответствующей компании открывают или не открывают российским партнерам кредитные линии, на них оказывает влияние репутация людей, с которыми они работают. Это и есть бизнес, когда инвесторы оценивают и считают макроэкономику, инфляцию, рейтинги и так далее, но, помимо этого, самое главное для них — доверие. Сейчас президент Медведев пользуется на Западе определенным доверием — его репутация выше, чем у многих других политиков и лидеров. Но горизонт планирования в современной России — только до 2012 года, потому что никто не знает, кто возглавит страну после следующих президентских выборов. А это слишком короткий срок, чтобы экономисты одобрили крупные финансовые вложения в Россию.
Среди возможных инструментов привлечения иностранных инвестиций и технологий в Россию могут быть и концессии — когда на какой-то определенный период времени отдается на откуп какая-то отрасль или крупный проект, чтобы зарубежный инвестор вложил в них деньги и успел их окупить. Концессионное законодательство сейчас очень нужно, в частности для крупных инфраструктурных проектов. Например, платная дорога Москва — Санкт-Петербург, но она будет окупаться лет тридцать, иначе цена проезда по ней будет запредельной. Но Россия в нынешнем виде не может гарантировать тридцать лет относительной стабильности, защиты собственности, свободы перемещения капиталов и людей и всего остального.
Прямые иностранные инвестиции в российскую экономику, конечно, все равно приходят, но их довольно мало. Есть уже и накопленные за годы реформ прямые инвестиции — можно посмотреть хотя бы на количество построенных автомобильных заводов иностранных производителей. Однако президент Медведев в начале 2010 года привел неутешительные для нас цифры, что в 2009 году общий объем капвложений в российскую экономику упал на 17 %, прямые иностранные инвестиции упали за один год на целых 41 %, а доля прямых инвестиций в ВВП России составила всего 3,6 % от ВВП. И хотя в значительной степени это объясняется мировым экономическим и финансовым кризисом, все равно по объему иностранных инвестиций Россия проигрывает и Индии, и Китаю, и даже Бразилии.