Он смотрел мне в глаза прямо и говорил твердо и внушительно. Я ответил таким же твердым взглядом.
– Ты что, гипнотизируешь меня?
– К сожалению, не обучен, – ответил я вдруг растерянно.
Только тут, после вопроса Джабраила, меня словно током ударило – я понял, что со мной произошло во время допроса старшего лейтенанта Бравлинова. Он меня элементарно загипнотизировал. Я и раньше удивлялся. Лежал я на полу. Следовательно, я должен был упасть с кресла. Но как-то я умудрился ничего себе не отбить. Нет даже намека на маленький ушиб. А пол-то жесткий. Такое впечатление, что я аккуратно сам встал с кресла и лег, или меня с кресла сняли и положили, когда я невменяемый был.
– Ладно, если помочь не можешь, буду искать кошелек. – Я не подал вида, какое отчаяние меня охватило. Из-за пустяка, из-за нежелания выучить четыре цифры, я теряю пятьдесят тысяч долларов. Более того, я мечту свою теряю. Давнюю, выношенную мечту. – Жена будет на днях звонить, спрошу. И дома все переверну. Может, в куртку сунул, может, в мундир, может, вообще в ящик стола. Дерьмово, когда память подводит.
Джабраил молча кивал, но смотрел на меня без сочувствия.
Отчаяние было, конечно, сильно, но я вида подать не желал. И не сломать меня никаким отчаянием. Я не из тех, кто сдается. Такое положение только мобилизует меня. Я найду Бравлинова. Найду во что бы то ни стало. Только ради своего кошелька найду.
Я встал, показывая, что разговор закончен, и тут из темного угла раздался голос. Там, оказывается, кто-то сидел и слушал наш разговор. Голос был явно с акцентом, но акцент был не кавказский.
– А у тебя нет возможности еще больше обострить состояние жены того командира спецназовцев?
– Кто там? – спросил я с естественным недовольством.
– Мой друг, – сказал Джабраил. – Он в курсе всех наших дел, не бойся.
– У меня нет такой возможности.
– А ты поищи. Впрочем, я сам поищу. Как фамилия этого командира?
– Рустаев, кажется. Да, капитан Рустаев.
* * *
Что бы ни говорили отъявленные и закостенелые материалисты, но предчувствие существует и работает, вне зависимости от философских извращений ученых. Сколько людей прошло через мой кабинет, скольких я допрашивал – и никогда такого не было. А тут привели парня, и я сразу почувствовал, что именно от него зависит поворот моей судьбы, причем поворот кардинальный. Павел Михайлович Сакурский, двадцати трех лет от роду, парень залетный, из Подмосковья, хотя когда-то служил срочную службу в нашем городе. Зачем-то сюда вернулся. И дело-то вроде бы банальное – ограбил киоск, избил до полусмерти продавщицу, а взял всего две сотни рублей, сотовый телефон, бутылку пива и пачку сигарет с зажигалкой. Были в кассе другие деньги, он не взял.
– А мне много пока не надо, – заявлял парень. – Понадобятся деньги, мне заплатят. Так заплатят, что хватит на всю жизнь.
– Разбегутся и добавят, – отреагировал я привычно, хотя прислушался. Это все то же предчувствие заставило меня прислушаться и слегка напрячься. Я много подобного слышал, но обычно мимо ушей бахвальство пропускал. Сейчас не пропустил.
Он продолжил:
– В нынешнем мире кто богатым стал? Кто информацией обладал. А я ей обладаю.
С этим трудно было спорить, тем не менее мне сразу показалось, что парень не совсем в здравом рассудке. Но привычка опять свое взяла, и я спросил:
– Ты что, дурак?
– Не-а. Меня проверяли. Тоже думали, что я дурак. Еще в армии думали, что свихнулся. А комиссия решила, что я просто нестандартно мыслящий человек.
На столе лежало все, что изъяли из его карманов при задержании.
– Ты того, капитан. Вот эту бумажку мне верни. Тебе она без надобности, – кивнул он на свернутую, обветшалую от времени газетную страничку. Я страничку развернул. Просмотрел, ничего интересного не нашел.
– Зачем она тебе?
– Подтверждение моей информации. Серьезности моей информации.
Я еще раз мельком просмотрел страничку. Международная информация, какая-то статья о войне в Ираке, фотография ядерного гриба.
– Когда ты освободишься, вся твоя информация устареет, можешь не переживать раньше времени, – так я его на более откровенный разговор вызывал.
– Не-а. Ты ж меня сажать не будешь, – в его голосе абсолютная уверенность слышалась. Такая уверенность, против которой бороться было трудно.
– Почему ты так решил?
– Потому что я тебе пятьдесят тысяч баксов заплачу. И ты отпустишь меня уже через пару дней.
Скажу честно, идея о пятидесяти тысячах баксов мне откровенно понравилась, но мне опять показалось, что я имею дело с дураком. Хотя о крупном взяткодателе я, можно сказать, с детства мечтал. Многие мои коллеги внезапно увольнялись из ментовки и обзаводились шикарными машинами, и жизнь свою круто меняли. Мне пока не везло.
– Не отпущу, потому что у тебя нет пятидесяти тысяч, – я не говорил высоких слов о том, что преступник должен сидеть за «колючкой», я, как мне самому тогда показалось, играл. Что-то чувствовал, но в серьезный разговор еще не включился, хотя мысленно давно был к такому предложению готов.
– Так я их получу. За информацию. И ты, капитан, мне поможешь.
– За что ты, интересно, собираешься большие бабки получить? – При всей его придурковатости он мог в самом деле что-то знать. Я чувствовал это. Я сразу почувствовал, как только он вошел в мой кабинет.
Он руку протянул и ткнул пальцем в газетную страницу. Туда, где на фотографии был изображен ядерный гриб. У меня настроение слегка ухудшилось, потому что я не верил в принципиальную возможность заиметь и продать атомную бомбу.
– Ядерное оружие меня не интересует. Забудь, дружище, и готовься к «зоне».
– Это не ядерное оружие. Это авиабомба с боеприпасом объемного взрыва. Самое мощное оружие из всех существующих, кроме ядерного. И я знаю склады, где эти авиабомбы хранят. Я сам эти склады охранял и знаю там каждый проход и подход. Я даже подземный ход знаю. Мы через него выбирались и с поста к бабам в общежитие бегали. Там колодец в кустах есть. Через колодец можно вчетвером и саму бомбу протащить. Склады зэки строили, «бесконвойные» [14] , они проход и сделали, чтобы в магазин бегать. Нам по наследству досталось.
О таких проходах, подземных и прочих хитрых я много раз слышал. Они существуют практически на каждом объекте, который строили заключенные с облегченным режимом содержания. Меня в этом рассказе другое смутило.
– Я, конечно, понимаю, что командование каждому часовому рассказывает, что и где хранится. Но не слишком ли много рассказывает?