Ричард Х. пробыл в делирии несколько дней после операции на позвоночнике. На следующий день после операции, лежа на койке и глядя в потолок, Ричард вдруг увидел в углах по краям потолка множество животных – это были мелкие создания, размером с мышей, но с головами оленей. Зверьки были живыми, ярко окрашенными и постоянно двигались. «Я знал, я был твердо уверен, что они настоящие, – рассказывал больной, – и был страшно удивлен тем, что мой сосед по палате их не видит». Это отнюдь не поколебало убежденность Ричарда в подлинности галлюцинации. Наоборот, он был поражен и раздосадован тем, что его сосед – художник по профессии – мог быть настолько слеп, чтобы не видеть таких ярких тварей. (Обычно он все видел первым и очень хорошо подмечал детали.) У Ричарда даже не возникло мысли о том, что это могла быть галлюцинация. Видение было странным («я не привык к фризам с оленьими головами на мышиных телах»), но сам больной ни минуты не сомневался в его подлинности.
На следующий день у Ричарда, поэта, преподававшего в университете литературу, возникла еще одна необычная галлюцинация, «литературная инсценировка». Врачи, сестры и санитарки, одетые в костюмы литературных персонажей XIX века, репетировали спектакль. Ричарду очень понравилось это представление, несмотря на то что другие зрители отнеслись к нему не так снисходительно. «Актеры», не смущаясь, переговаривались между собой и с Ричардом. Представление, как ему казалось, развертывалось на нескольких этажах госпиталя одновременно; потолки стали прозрачными, и Ричард мог видеть, что происходило на всех этажах. Участники наперебой спрашивали его мнение, и Ричард отвечал, что представление было просто восхитительным, ему все понравилось. Рассказывая мне эту историю шесть лет спустя, больной, улыбнувшись, признался, что само воспоминание о том спектакле до сих пор доставляет ему большое удовольствие. «Это был особенный момент», – сказал он.
Ричард – большой поклонник Генри Джеймса, и так случилось, что делирий был и у самого Джеймса, когда он в декабре 1915 года умирал от пневмонии и лихорадки. Вот как описывает это состояние Фред Каплан в своей биографии Джеймса:
«Он переселился в иной, воображаемый мир, мир начала его писательской карьеры, когда он, подобно Наполеону, силой искусства создавал свою собственную империю. Он начал диктовать наброски к новому роману, «фрагмент задуманной им книги». Так как теперь он писал, находясь в измененном состоянии сознания, он говорил о себе как о Наполеоне, а о своей семье, как о членах императорской фамилии Бонапарта. Держа за руки Элис и Вильяма, он обращался к ним: «Мои возлюбленные сестра и брат». Им, своим родным, которым он щедро дарил страны и королевства, он теперь поручил проследить за обновлением покоев «здесь, в Лувре, и в Тюильри. Подробные планы находятся у архитекторов, которые займутся этой работой». Себя Джеймс в те минуты искренне считал «имперским орлом».
Закончив записывать, Теодора (личный секретарь Джеймса) почувствовала, что близка к обмороку. «Это душераздирающее зрелище, но самое поразительное здесь то, что он сохранил способность к отточенному оформлению фраз и предложений».
Другие свидетели последних часов Джеймса тоже упоминали этот факт, говоря, что, хоть великий мастер и бредил, в этом бреде чувствовался «чистый поздний Джеймс».
Иногда резкая отмена и воздержание от наркотиков или алкоголя могут стать причиной делирия, в ходе которого больной явственно слышит голоса и переживает иные галлюцинации. На самом деле такой делирий можно с полным правом назвать токсическим психозом, несмотря на то что больной не страдает шизофренией и у него никогда в жизни не было психозов. Ивлин Во приводит потрясающее описание этого состояния в автобиографической книге «Испытание Гилберта Пинфолда» [69] . Во много лет злоупотреблял спиртным, а в 50-е годы начал добавлять к алкоголю снотворные средства (настойку хлоралгидрата и бром), и чем дальше, тем больше: «Он не утруждал себя точным отмериванием дозы. Он плескал в стакан столько, сколько подсказывало ему настроение, и если доза оказывалась слишком малой и он просыпался среди ночи, то вставал, нетвердой походкой шел на кухню, наливал следующий стакан и щедро доливал виски снотворным».
Чувствуя себя тяжелобольным, понимая, что память начинает над ним зло подшучивать, Пинфолд решает, что круиз в Индию позволит ему восстановить силы и здоровье. На второй или третий день путешествия запасы снотворного закончились, но алкоголя было еще вполне достаточно. Едва пароход отчалил от пристани и пустился в плавание, как у Пинфорда начались слуховые галлюцинации: чаще всего это были голоса, но иногда он слышал музыку, собачий лай, глухие удары, которыми капитан корабля награждал какого-то бродягу, шумный плеск от груды металла, которую выбросили за борт. На вид – зрительно – все было совершенно нормально: мирный экипаж, скучающие пассажиры, пароход, входивший через Гибралтарский пролив в Средиземное море. Но абсурдные, сложные слуховые обманы продолжали порождаться слуховыми галлюцинациями. Например, Пинфолду казалось, что Испания объявила о своем суверенитете над Гибралтаром и сейчас судно будет захвачено испанцами; ему казалось, что у врагов есть машина, улавливающая и передающая его мысли.
Некоторые голоса обращались непосредственно к нему: они насмехались, издевались, злобствовали, обвиняли, часто побуждали к самоубийству, – но среди всех этих насмешек и издевательств звучал один сладкий голос – голос, насколько понял Пинфолд, – сестры одного из мучителей. Этот дивный голос говорил, что любит его, и спрашивал, взаимна ли эта любовь. Пинфолд говорит, что хочет увидеть девушку, но она отвечает, что это невозможно, что это «против правил». Галлюцинации Пинфолда – чисто слуховые, ему «не разрешено» видеть говорящего, ибо это сразу разрушит все наваждение.
Такие сложные, изощренные делирии, как и сновидения, могут иметь нисходящий и восходящий характер. В принципе они похожи на вулканическое извержение из нижних уровней мозга – ассоциативной и сенсорной областей коры, гиппокампа и лимбической системы, но это извержение оформляется под действием интеллектуальных, эмоциональных способностей человека, подвергается влиянию силы его воображения, а также убеждениями и обычаями культуры, в которой он был воспитан.
Великое множество неврологических и другого рода заболеваний, а также почти все психотропные средства (как те, которые назначают врачи, так и те, что люди принимают для развлечения), могут вызывать такие временные «органические» психозы. Один навсегда оставшийся у меня в памяти пациент, страдавший постэнцефалитическим синдромом, культурный и воспитанный человек по имени Сеймур Л. (я вкратце описал его в «Пробуждениях»), после назначения ему небольшой дозы леводопы впал в возбужденное состояние и начал слышать голоса. Однажды он пришел ко мне в кабинет и сказал: