И хотя картинам Франко не хватало динамики, это обстоятельство вряд ли следует объяснить неврологическим стиранием в памяти «неприятного опыта». Скорее, следует говорить о привнесении им в работу воображения, которое помогало «фотографической» памяти воплощаться в картинах, написанных с подлинным мастерством. Ева Бранн, современный философ, называет память «кладезем образов» и говорит, что воспоминаниям присуще воображение, имеющее созидательное начало. [154] . «Образная память, — пишет Бранн, — не только сохраняет прошлые восприятия, но и постепенно преобразует их, при этом тягостные воспоминания прошлого теряют свою остроту и трансформируются в благие намерения».
Уместно заметить, что тягостные воспоминания прошлого (связанные с послевоенной разрухой) потеряли, видимо, и для Франко свою драматичность и остроту, превратившись в возвышенные намерения, обернувшиеся занятием живописью. Правда, занятие это было посвящено одному Понтито. Испытывая мучительную тоску по родным местам, Франко искренне полагал, что Понтито занимает в Божьих глазах особое место и потому его следует уберечь от порчи и разрушения, тем более что, по мнению Франко, Понтито был выразителем особой культуры и особенного жизненного уклада, которые почти что исчезли. Франко видел свою задачу в предохранении Понтито от незавидных непредвиденных обстоятельств, от возможных бурь и невзгод. Таким средством предохранения стали его апокалиптические «научно-фантастические» картины, которые он, вероятно, писал во время сильных душевных переживаний. На этих картинах Земле, как правило, угрожает другая планета или комета, но Понтито при этом остается неуязвимым. Так, на одной из таких картин нарисован церковный садик, освещенный солнечными лучами, спасающими Понтито от мировой катастрофы. Такого рода картинам Франко давал и соответствующие названия. Так, одна из них называется «Понтито, сохраненный для вечности в бесконечном пространстве».
Франко каждый день вставал рано утром и заранее знал, чем займется. У него была лишь одна задача: увековечить память Понтито. Его видения, когда они являлись ему, были по-прежнему (как и четверть века назад, когда они впервые явились ему) выразительны и рельефны, вдохновляя его на новые достижения. Он с удовольствием «прогуливался» по улочкам своего любимого городка, рисуя виды Понтито с поразительным мастерством, что придавало ему уверенности в собственных силах и развивало чувство собственного достоинства. Впрочем, Франко не был тщеславен. В одном из своих писем он мне написал:
Я не стремлюсь заслужить признание как художник и рисую свои картины исключительно для Понтито. Мне хочется, чтобы стало известно каждому на земле, насколько красив этот маленький городок. Тогда Понтито, может быть, не умрет, хотя приходит все в большее запустение. Надеюсь, что в крайнем случае мои картины сохранят память о нем.
С лета 1988 года и по весну 1989 года я побывал у Франко несколько раз и во время своих визитов к нему успевал пообщаться с его друзьями. В тот же период времени я побывал в Нидерландах, где встречался с сестрами Франко, а также специально съездил в Италию, чтобы увидеть Понтито собственными глазами. О поездке в Понтито стал подумывать и сам Франко, теперь более твердо. Тому предшествовала трагедия, видимо, в конце концов повлиявшая на решение Франко съездить в Понтито. В 1988 году, за три месяца до открытия выставки картин Франко в Эксплораториуме, умерла Рут, проболевшая около года. Смерть жены, которая его неизменно поддерживала, делая все возможное для того, чтобы Франко мог плодотворно работать, ошеломила его. Кроме того, он вскоре почувствовал, что не сможет больше писать картины. Вот что он мне написал спустя месяц после проведения выставки:
Видимо, в скором времени я уеду. Может быть, переберусь в Сан-Франциско, а может, вернусь в Италию. После смерти жены не нахожу себе места. Вероятно, я продам дом и буду жить в Сан-Франциско, предварительно устроившись на работу, а в будущем вернусь в Италию навсегда. Воспоминаниям о Понтито придет конец, но это не конец жизни. Я буду жить другими воспоминаниями.
«Воспоминаниям о Понтито придет конец» — меня поразили эти слова, ведь они могли означать и то, что Франко бросит занятия живописью, занятия, которые составляли всю его жизнь. Придя к этой мысли, я неожиданно догадался (если, конечно, правильно рассудил), почему Франко в течение многих лет так и не съездил в Понтито хотя бы на короткое время. Неужели только видения помогали ему жить сегодняшним днем?
В марте 1989 года я сделал доклад о жизни и творчестве Франко на научном симпозиуме во Флоренции. О Франко стали писать газеты, к нему потянулись за интервью, посыпались предложения об организации выставок. Одно из таких предложений поступило от мэра Пешьи, ближайшего к Понтито большого города. Мэр Пешьи выразил готовность устроить выставку картин Франко в сентябре 1990 года. Полный сомнений и в то же время воодушевленный вниманием и интересом к своим работам, Франко летом 1990 года решился на поездку в Италию.
Франко представлял себе поездку в Италию следующим образом. Побывав в Пешье, он отправится в Понтито пешком по горной дороге, неся на плече изготовленный им деревянный крест, который он собирался поместить в церкви своего городка. Не доходя до Понтито, он остановится у ручья и совершит омовение. Возможно, после этого он умрет прямо на берегу. А, может быть, дойдет до Понтито. Но в городке никто не узнает его (седого и постаревшего), кроме собаки, его ровесницы, с которой он играл в детстве. Да и та, лизнув ему руку, тут же околеет от старости. Фантазии Франко походили на известный сюжет из Библии и ассоциировались с определенными эпизодами из произведений Гомера и Софокла, хотя сочинений этих древнегреческих авторов Франко, несомненно, никогда не читал да и не слышал о них.
На самом деле события развивались иначе. За несколько часов до вылета в Италию Франко мне позвонил и спросил смятенным, взволнованным голосом — лететь ему или нет. По его словам, он все еще колебался, ибо его занятия живописью постоянно подпитывались удивительными видениями, ностальгией, фантазией — памятью прошлого, которую он боялся утратить, если съездит в Понтито. «Решайте сами», — на другой ответ я не отважился. Франко улетел ночным рейсом.
Прилетев в Рим, Франко, прежде чем отправиться дальше, рассчитывал получить благословение папы, но папы не было в Ватикане: он совершал поездку по Африке. Не довелось ему проделать и скорбный путь [155] с крестом на плече: когда Франко приехал в Пешью, то оказалось, что официальные лица города во главе с мэром уехали в Понтито и ждут его там; Франко пришлось взять машину.