– Ты устала. – Он подвигает табурет. – Присядь. Нет сил шевельнуться. Все тело необъяснимо звенит.
Дрожат коленки.
Факелы меркнут. Зал съеживается и кружится. Столько надо сказать.
Обморок.
Долгое и запутанное дело Упыря отражало ход времени и развитие технологий.
В папках лежали черно-белые фотографии, цветные фотографии, а также распечатки оцифрованных. На расшифровки допросов и отчеты судмедэкспертов ушло столько бумаги, что лишь посадка приличного леса возместила бы изведенную древесину.
Самые ранние документы были отпечатаны на машинке или матричным принтером, из которого некие торопыги выдергивали листы, размазывая печать. Более поздняя слепая продукция лазерного принтера говорила о том, что в результате урезанного финансирования время ожидания нового картриджа бросало вызов советской очереди за хлебом.
Джейкоб насчитал двадцать три разных почерка; одни ключевые игроки лос-анджелесской полиции оставили всего лишь закорючку на полях, но была и парочка таких, кто плотно исписывал страницу за страницей.
Крупные буквы Хауи О’Коннора отражали его основательный подход к делу. Точно жернов, он перемалывал информацию, составлял списки, наносил на карту места убийств, вычерчивая географическую схему.
На допросах О’Коннор был жестковат и обрывал на полуслове тех, кто отклонялся от темы.
Джейкоб считал это главным пороком детектива. Смысл допроса в том, чтобы разговорить оппонента, а для этого самому надо заткнуться, и пускай мысль бродит где хочет. Хороший следователь подобен психиатру, молчание – его острейший инструмент.
«Гугл» выдал пару фотографий, но кто знает, тот ли это О’Коннор. Фамилия-то не редкая. Ни слова о скандале из-за сексуального домогательства. Инцидент спустили на тормозах либо вообще не предавали огласке. Нынче малый не успел бы застегнуть ширинку, как о нем уже писали бы в узбекских блогах.
Людвиг сказал, что О’Коннор – хороший коп. Похоже, дело Упыря не стало его звездным часом.
Видимо, нетерпение и лапанье свидетельницы – симптомы одной болезни: приличный человек под наркозом вечного кошмара утонул в бюрократии.
А может, это дело и довело его до ручки.
Джейкоб себя притормозил. Картина душевного состояния Хауарда О’Коннора ничего не скажет о девяти убийствах.
У жертв было мало общего – только молодость и приятная внешность. Они вращались в разных социальных кругах. Кэти Уэнзер и Лора Лессер захаживали в бар на углу Уилшир-бульвара и 26-й улицы, но все, от любовников до барменов, уверяли, что женщины не были знакомы друг с другом. После долгого наблюдения за баром О’Коннор списал их визиты на случайное совпадение.
Другое дело, манера убийств. Тут все одно к одному.
Все девять женщин жили одни, в квартирах на первом этаже или в одноэтажных домах, не оборудованных сигнализацией и значительно отстоявших от соседних зданий.
Никаких следов взлома.
Вполне понятно, отчего люди тогда так всполошились.
Чудовище легко проникает в твой дом, убивает тебя и исчезает.
По нынешним меркам это просто невероятно, однако вплоть до пятого убийства никто не додумался сравнить образцы спермы. Поначалу О’Коннор даже не рассматривал версию с двумя убийцами и спохватился отчаянно поздно.
Время-то было сложное, о чем Джейкоб старался не забывать. В 1988 году ДНК-анализ был новой дорогостоящей причудой. Суд не спешил принять его как улику, решения о трате времени и денег принимались со скрипом.
Лозунг 1988 года – остановить разгул уличного бандитизма.
В то время совокупная мощность компьютеров полицейского управления примерно равнялась мощности нынешнего смартфона.
О’Коннор молодец уже потому, что заказал анализ, и вдвойне молодец, что все-таки быстро связал одно с другим: убийства серийные.
Позже дело перешло к Людвигу – Джейкоб узнал аккуратный почерк, которым была подписана витрина с бабочками-монархами. Людвиг работал искуснее своего предшественника: задавал правильные вопросы (говоря точнее, те, которые задал бы и Джейкоб) и сводил концы с концами, отсекая лишние.
Однако прошедшее десятилетие повергало в прах его следовательские достоинства. Многое забылось, стерлись детали. Кто-то умер, либо уехал, либо угрюмо каменел от попыток вернуть его в кошмарное прошлое. Кое-кто даже не скрывал неприязнь и отказывался говорить, пока ему не докажут, что дело сдвинулось с мертвой точки.
Список тех, кого следовало допросить, растянулся на тридцать шесть листов. Некоторые фамилии были помечены звездочкой – знак то ли особого внимания, то ли вообще никакого.
Дениз Стайн среди них не было.
На полу, устланном бумагами, в стратегических точках Джейкоб расставил бутылки бурбона – дабы освежаться, не глядя. Прихлебнув из бутылки, он пополз на карачках, выискивая материалы О’Коннора по убийству Дженет Стайн.
Запись о Дениз была краткой. Она-то и обнаружила тело сестры. Нездоровье, полагал О’Коннор, исключало ее из числа подозреваемых.
Видимо, никто не удосужился подробно ее допросить.
Незачем. Ищут не Мстителя, ищут Упыря.
Джейкоб сел к столу и пошевелил мышью, оживляя монитор.
О Дениз Стайн – ничего. Адрес неизвестен. Никаких правонарушений. Телефонный номер, записанный Людвигом, передан другому абоненту.
Может, ее госпитализировали? Наверное, по телефону регистратура не скажет. Нет, ты явись живьем, расскажи, в чем дело, и тогда тебя, может быть, не заставят прыгать сквозь обручи формальностей.
Джейкоб пошарил в кухне – нет ли какой еды, у которой срок годности истек или истекает в пределах трех месяцев, – и вернулся в гостиную с «шашлыком по-левски»: семь оливок, нанизанных на бамбуковую палочку. Он сосредоточенно одну за другой сжевал мясистые оливки, стараясь не смотреть на журнальный столик, где его ожидали фотографии с мест преступлений.
Их он решил оставить напоследок, а сперва детально изучить подходы обоих следователей. Только так можно объективно воспринять жуткие сцены.
Вранье. Не хотел он их воспринимать.
Джейкоб еще потянул время – выбросил шампур в раковину, вытер руки о штаны, налил себе выпить. Сначала только мазнул взглядом по верхнему снимку, а потом глубоко вдохнул и в упор посмотрел на Хелен Джирард, какой 9 марта 1988 года ее нашел любовник.
Голая, лежит ничком, ноги разбросаны; кровать сдвинута в сторону, чтоб было место для трупа.
В отчете патологоанатома сообщалось о потертостях на запястьях и лодыжках, хотя труп связан не был. Синяк, расплывшийся на пояснице, говорил о том, что убийца уперся коленом в жертву, запрокинул ей голову и перерезал горло. Рана глубокая, до шейных позвонков.