Брита задрожала. За ее спиной, у холма Бараггал, стояло войско, в рядах которого могли, должны были оказаться ее друзья. Справа клубилось ужасное, готовое пожрать не только Бриту, но и все – от горизонта до горизонта. Вокруг стояло бесчисленное войско, способное перемолоть Бараггал и всех его защитников не один раз, даже не обращаясь к магии и силе Зелуса. А перед нею, чуть накренившись, замер окровавленный эшафот с шатром, перед которым начиналось главное. Момао стоял чуть в стороне, как будто готовился взлететь. С другой стороны шатра замер Рор, косясь в сторону мглистого чертога, словно собирался войти в него первым. Перед входом в шатер переливался слизью Фабоан, намереваясь сожрать все, что он только способен успеть сожрать. А на помост один за другим с криками «Я люблю Зелуса!» лезли безумные и счастливые люди. И Мом, Русатос-Сиатрис, Ярри и витающий среди них черно-алой тенью Веп резали и рвали их на части, сбрасывая тела туда, откуда вырастал черный замок.
И вдруг Брита заметила что-то новое. Очередные жертвы, забирающиеся на помост, не кричали. Их было не так много. Двадцать или тридцать. Они терялись в толпе, но когда подошла их очередь пролить свою кровь, они оказались чуть проворнее своих предшественников. И двигались они иначе. Быстро и гибко. Замелькали ножи. Пали Русатос, Ярри, Мом. Заклубился в огненных кольцах Веп. И когда Рор бросился с рычанием рвать наглецов, а Фабоан – пожирать их, Момао одним движением снес с помоста шатер.
Под ним ничего не было, кроме сверкающего трона и чудовища на нем. Зверя, сотканного из тьмы и мерзости. Зверь бился в невидимых объятиях, и черная кровь блестела на его груди.
Почему она не убивает его, подумала Брита и в тот же миг вспомнила.
«Сегодня первый день весны, Брита. Скоро. Не отходи от помоста далеко. Ты поможешь мне. Ты поймешь. Нужно принять».
И она приняла. Взяла в себя льющуюся волной ненависть и злобу. Вспомнила истерзанное лицо Аменса и взяла. Съела. Проглотила. На краткий миг, потому что уже начинала разрываться на части. Но этого хватило. Откуда-то из-за ее спины полилась вдруг странная, удивительная магия, сворачивая чудовище, обращая его против самого себя.
– Кама, – прошептала Брита.
Вместо чудовища на помосте оказался маленький и испуганный Зелус. И мелькнувший в воздухе клинок оборвал его жизнь. И в тот же миг все или почти все кончилось. Исчез черный замок, обратившись наваленной в заснеженном поле огромной горой гнилых костей – останков людей и скота. Исчезли мурсы, Рор, Фабоан, отметившись в сознании Бриты собственными именами. Одного она только не поняла, исчез ли Момао? И откуда донеслось гаснущее «ао», из нижней бездны или верхней?
Брита упала на колени. Ее выворотило тут же. Когда, шатаясь от слабости, она поднялась, то увидела посреди помоста худенькую изможденную дакитку, которую обнимали уцелевшие пять или шесть тайных воинов.
– Иди сюда! – махнула ей Эсокса.
– Нет, – сплюнула Брита. – Идите вы сюда. Не хочу стоять на мертвых.
И в этот миг задудели трубы, и огромное войско двинулось на Бараггал.
Из крохотной часовни, стоявшей между ним и холмом, вывалился худой, охваченный пламенем старик и забился в судорогах в талом снегу, чтобы сгореть без остатка.
– Магии нет, – прошептала Лава. – Совсем нет.
– Совсем? – удивился Литус, вглядываясь в сверкающие ряды войск, идущих к Бараггалу.
– Почти, – прошептала Ирис, ощупывая изгиб лука.
– Вот уж не думал, что мне не захочется сражаться, – пробормотал Джокус.
– Тем более что уже весна, – прошептал Игнис.
Где-то далеко, за горами Балтуту и Митуту, а может быть, и над ними, вдруг что-то ослепительно вспыхнуло. Так, что все, стоявшие у недостроенных башен угодников, на время ослепли.
– Один, два, три, – начала считать маленькая Ува.
– Ты что? – спросила Процелла.
– Син сказал, что когда вспыхнет, нужно досчитать до шести тысяч, – важно заявила Ува. – И тогда громыхнет.
– Брось, – вздохнула Процелла. – Это же считать почти полтора часа. Займись чем-нибудь другим.
И она вонзила деревянный меч в самый центр священного холма.
– Ты больше его не слышишь? – спросила хрупкая девушка десятилетнюю девчонку Уву, которая сидела под раскидистым деревом.
Башни Бараггала были достроены, под деревом, покрытым ленточками и колокольчиками, что подрагивали на ветру, зеленела трава. Где-то в отдалении слышались голоса, пение. Мычала корова, и как будто стучали молотки. Но не топоры. Священный лес, поднявшийся вокруг Бараггала, лес, остановивший воинства Эрсет, развернувший их прочь, рубить было нельзя.
– Как же я могу его слышать, если его больше нет? – удивилась Ува.
– Он умер? – спросила девушка.
– Почему? – еще сильнее удивилась Ува. – Он же не человек. Его и не было.
– Был… – прошептала девушка.
– Подожди, – надула губы Ува. – Вот смотри. Игнис и Ирис были – они и есть. Литус и Лава были – тоже есть. И, кстати, и тех и других скоро станет больше, чем было. Или вот Иктус и Кама – тоже есть. Процелла, Джокус, Аментия, Серва, Касасам, Лаурус, Бибера, Холдо – все они есть. Даже Брита и Эсокса. И даже Фламма и Алиус. Их, правда, уже нет, но они были. А вот Сина – не было.
– А что же тогда это было? – спросила девушка. – С кем ты разговаривала в своих снах?
– С ним многие разговаривали, – пожала плечами Ува.
– А ты? – не унималась девушка. – Я хочу понять.
– Понимаешь, – Ува в очередной раз лизнула медовую тянучку и скорчила хитрую гримасу, – он – заклинание. Но очень хорошее заклинание. Ну, представь себе, что тут, в Анкиде, как было раньше, можно колдовать. Ну, всякие мороки выдумывать, еще что-то. Сейчас-то уже нельзя, и у меня почти ничего не получается. Даже у Аментии ничего не получается. Или почти ничего. И Кама ругается, раньше щелкнула пальцами, огонь в камине горит, а теперь нужно кресало, огниво или служанку. Морока! Но если бы я придумала очень хорошее заклинание, которое все равно работает. И долго. И вот оно работает. А оно очень сложное. Я там всякого напридумывала, что… И назвала его Бали. Или Сином.
– И это все? – удивилась девушка.
– Нет, – замотала головой Ува. – Самое главное, что это заклинание забыло, что оно заклинание. Ну, попало в беду, и забыло.
– А потом? – спросила девушка.
– А потом оно попало в плохие руки. И развалилось на части, один кусочек даже попал в меня, – задрала нос Ува. – И вообще наделало бед. Плохие руки – это ведь очень опасно. И вот, когда это заклинание пришло в себя, оно стало мучиться и думать, как же это все исправить?
– И что же оно сделало? – спросила девушка.
– Закончилось, – пожала плечами Ува. – Обратилось ко всем своим кусочкам и сказало, что надо закончиться. Хватит. Правда, до одного кусочка было трудно добраться, но удалось. И когда все согласились, то оно и закончилось.