– Странный человек был с алым платком на груди? – спросил Игнис.
– Нет, – замотал головой стражник. – Мурса с алым платком мало кто видел, но о нем говорят. Он издавна появлялся на окраине Светлой Пустоши. Этот человек был другим.
– Каким другим? – не поняла Монс.
– Мертвым, – прошептал стражник и наклонился над одним из тел. – Вот охранник королевских покоев. Он говорил, что человек, который улетел, был подобен мертвецу.
– Гнилой? Из костей? – похолодел Игнис. – Неужели Фабоан?
– Нет, – замотал головой стражник. – Не из костей. Как обычный человек, который умер и пролежал дня три или четыре на холоде. Пятна. У него были пятна под ушами, на горле, на висках. Он был с синевой. Но не разил мертвечиной. Нет. Или его не было? Может быть, охраннику почудилось? Или это была тень Тигнума? Его собирали из кусков целый день. Но, наверное, половину сожрали эти сэнмурвы. Там половина тела. Остальное – глина. Белая глина.
– Герцог! – появился в дверях склепа встревоженный сотник. – Воины строятся у дворца!
Их почти не было видно среди деревьев, да и склон продолжался на полторы лиги от королевской усыпальницы до стен дворца. Но именно у них вытягивались цепью темные фигуры.
– Все ясно, – опустилась на колени Бибера. – Вот что им было нужно. Чтобы мы перебили друг друга. Все мертвые будут в одной куче. И те, кто еще жив, и те, кто убит не нами.
– Сколько там воинов? – спросил Игнис.
– Около трех сотен, Ваше Высочество, – доложил сотник.
– Мы сверху, – задумался Эксилис. – У нас луки. Но нас меньше.
– Не имеет значения! – отчеканил Фестинус.
– Справимся, – кивнул Игнис. – Все-таки три сотни – не тысяча.
– Вы сошли с ума, – прошептала Бибера, продолжая стоять на коленях. – Эти триста воинов. Или меньше, неважно. Они все подданные короля Бэдгалдингира. Они не ведают, что творят. Их ведет магия. А тысяча ардуусцев прячется в замке или во дворце. Или еще где. Вы хотите порубить заколдованных стражников на виду у их матерей, жен и детей?
– Ты способна думать и об этом? – удивилась Монс.
– Представь, что мы в прайдских горах, – прошептала Бибера. – У тебя дома.
– Сейчас я хочу только этого, – призналась герцогиня.
– Я его вижу, – вдруг прохрипела Туррис. – Он в северном бастионе замка. Во дворце никого нет. Только пять сотен воинов Ардууса. Засада. Три сотни в замке. Одна сотня на большой стене. Еще одна на малой, на восточной. Если мы порубим этих бедолаг, пять сотен ардуусцев покончат с нами. Но их главарь, тот, который без лица, он в северном бастионе замка. Через него льется колдовство.
– Я знаю, как туда пройти, – сказала Бибера, поднимаясь на ноги.
– Послушай, – Эксилис опустился на колени возле Туррис, которая едва дышала, кровь запеклась у нее на губах. – Что ты еще видела? Ты колдовала? Это было так трудно?
– Я готова упасть перед этой угодницей на колени, – поклонилась Туррис Аментия. – Я хотела учиться у тебя, Туррис. Но тому, что ты сделала сейчас, я учиться боюсь.
– О чем ты? – повернулся к ней Игнис.
– Она смотрела глазами сразу всех сэнмурвов, – прошептала Аментия. – Глазами сэнмурвов, обожравшихся мертвечины. Сэнмурвов, захваченных чужой магией. Такой магией, что и мне с ней не сладить. И голова вашей угодницы не разорвалась!
– Почти разорвалась, – закашлялась Туррис. – Поэтому я не рассмотрела того, кто правит безлицым. Он рядом. Нужно спешить. Если безлицый будет убит, эти стражники придут в себя. И тогда можно будет схватиться с ардуусцами. Но сначала нужно будет очистить одну из башен. Нужна сила.
– У тебя ее уже нет, – задумалась Аментия. – Она есть у меня – в достатке, у Игниса, у Сервы, довольно велика у Фестинуса и Эксилиса, имеется даже у Монс…
– Даже? – возмутилась Монс. – Я с юности была жрицей Бетулы!
– Имеется у Монс, – повторила Аментия. – Неожиданно велика у Холдо и у Биберы. Но мне придется остаться. И герцогу с герцогиней тоже. И Туррис. Ваша сила, сколько бы ее ни осталось, поможет мне.
– Что ты задумала? – спросил Игнис.
– Только я могу укрыть такую толпу, – уверенно заявила Аментия. – Да еще вместе с лошадьми. Да еще когда вокруг плещется поганое колдовство. Часа два я продержусь. Если мне будет помогать Туррис, Эксилис и Монс – может быть, до сумерек. Эти стражники будут ходить мимо, но не найдут нас. Однако, – она посмотрела на Биберу, – все будет зависеть от вас.
– Что мы должны делать? – спросил Фестинус.
– Ты только одно, – сказала Аментия. – Сберечь свою сестру. Серву.
Девчонка передала повод лошади сотнику, шагнула вперед.
– Я поняла, – произнесла она чуть слышно.
– Вы с ума сошли! – схватился за голову Эксилис.
– Меня так и зовут, – улыбнулась Аментия. – Безумная принцесса. Но с безумием Сервы, дайте ей подрасти, мне будет тягаться нелегко. Бибера покажет дорогу. Игнис и Холдо пробьют проход там, где его не окажется. Серва прикроет всех. А Фестинус прикроет Серву.
– Пятеро, – покачал головой Эксилис. – Против тысячи. Безумие.
– Не против тысячи, – сказала Аментия. – Если мои чувства не обманывают меня, то этот безлицый, который мне почему-то кажется и знакомым, и незнакомым – он стоит один – сотен. А уж тот, кто вливает в него силу, управляет им – стоит тысяч. Тысяч таких, как безлицый.
– Тогда, может быть, никуда не ходить? – побледнела Монс. – Мы уже на кладбище. Чего суетиться?
– Моя усыпальница не здесь, – твердо возразил Игнис.
– И наша, – переглянулись Серва и Фестинус.
– А мне все равно, – мрачно заметил Холдо.
– А я пока не могу, – проговорила Бибера. – Много дел.
Процелла появилась у Камы через четыре дня. В то короткое утреннее время, когда та могла привести себя в порядок, затем взять отшлифованные временем и собственными ладонями, вырезанные из яблони деревянные мечи и немного пофехтовать с бывшей служанкой Боны – Имберой. Девчонка была младше Камы на три года, не произнесла ни за время дороги, ни потом ни единого слова, но в первый же вечер попалась Каме в дальнем углу нижней галереи. Она танцевала. Переступала с ноги на ногу, приподнималась на носках, взмахивала руками, как будто в каждой из них держала по мечу. И делала это так, как никогда не делала Кама.
– Имбера? – вспомнила ее имя Кама.
– Да, Ваше Высочество, – опустилась на колено девчонка.
– Так, – проговорила принцесса. – В правой руке ты воображаешь короткий меч, в левой – длинный. Почему? Впрочем, не говори. Вижу. Ты – левша. Но движения слишком плавные, ты будто плывешь. Почему?