– Не волнуйся, почтенный Мурус. Этих мы уничтожим. Их легче победить, чем Орду. А с ней тебе уже сражаться приходилось.
– Но Аштарак мы оставили, – заметил Мурус.
– Нельзя пробить головой стену, – пожала плечами Субула.
– А это? – показал Мурус на хонорский замок и на оставленный город, на зданиях которого уже были различимы тени гахов.
– Их около пятидесяти тысяч, – сказала Субула. – Всего в войске около трехсот, но после взятия Раппу и Бабу осталось где-то двести пятьдесят. Если мы не оплошаем, то уменьшим сегодня гахов еще на полсотни тысяч.
– Послушай, – нахмурился Мурус. – Почему ты не сказала то, что сказала мне, – Гратусу? Ты понимаешь, что Хонора больше нет?
– Я не лекарь, – покачала головой Субула. – Впрочем, я и сама бы не покинула замок Раппу, когда гахи полезли на его стены. Нужно было увидеть. Я, конечно, проливала стены льдом, но сейчас слишком тепло. А в покоях Гратуса я провела несколько дней. И каждый день умоляла его покинуть город. И сказала ему больше, чем тебе. Он не внял моим словам. Это был его выбор. Ты оказался умнее, воевода.
– Что нам делать? – спросил Лаурус Субулу. – Мне кажется, что ты знаешь больше, чем мы, и не только о гахах.
– Сейчас мы сражаемся с гахами, – произнесла Субула. – И их нужно уничтожить. Хотя бы потому, что от них беззащитны наши бастионы. Наши дома. Гахи вкусили человеческой плоти, поэтому отныне и навсегда, во время этой битвы и после нее, гахов нужно истреблять. Даже если однажды они выродятся в обычных воров. Думаете, Лучезарный просто так скрыл их в подземельях Донасдогама? Готовил свое возвращение? Он уберегал свое главное войско от кровавых усобиц. Нельзя смешать молоко и кислое вино. Пропадет и то, и другое!
– Что же получается? – не понял Мурус. – Нынешние правители Эрсет не боятся того, чего боялся Лучезарный?
– Разве Лучезарный чего-то боялся? – удивилась Субула. – Но я не стану обвинять нынешних правителей Эрсет или кого бы то ни было – в глупости. Это не глупость. Это расчет. Им нужно залить Анкиду кровью – и они делают это. Гахи будут истреблены нами, это неизбежно, но мы должны сохранить войско, потому что наш главный враг – не гахи.
– А кто же? – не понял Мурус. – Орда? Воинство Эрсет? Кто-то еще?
– Кто-то еще, – произнесла Субула и ткнула пальцем в сторону Светлой Пустоши. – Не исключая всех прочих. У нас мало времени, спрашивайте.
– Зачем щиты? – спросил Лаурус.
– Стрелы, – объяснила Субула. – У каждого гаха лук и короткое копье. Их стрелы бьют на четверть лиги, но они отравлены. Достаточно царапины, чтобы воин забился в горячке. Это проходит через день, но на день воин ни на что не годен. Я уже не говорю о ранах. Кровь перестает сворачиваться. А повязки в горячке делать некогда. Щиты сырые, потому что влага этот яд ослабляет. Когда гахи приближаются вплотную, они закидывают луки за спину и начинают рубиться своими копьями. Орудуют ими очень ловко. Поэтому в момент сшибки надо выставлять колья. Это слегка их прореживает. У меня колья в каждом ряду. У тебя – будут только в первом. И это тоже хорошо. Но это ненадолго. Они их преодолеют. И они сражаются, как звери. Пускают в ход зубы и когти. Кроме этого, у многих есть метательные ножи. Они разного размера, без рукоятей, но имеют сразу четыре лезвия. И это не все. Есть шары с шипами, дубины, покрытые иглами, короткие топорики. И сами гахи – разные. Более опасны те, что в стальных доспехах. Но те, что в кожаных, зачастую способны удивить. Нельзя забывать и об их зубах и когтях. Они вырывают глаза, причинные места. Могут вцепиться в глотку. Иногда, когда их противник слаб, начинают жрать человечину. Предпочитают откусывать от раненых, которые еще шевелятся и чувствуют боль. Но вообще-то они варят мясо так же, как мы.
– Зачем тряпье? – спросил Мурус. – Да еще мокрое?
– У них есть грибы, – объяснила Субула. – Каждый выращен на камне. Мы захватывали носильщиков таких камней. С целым мешком подобной пакости. Не знаю, как выращивают они эту дрянь, но выглядит она, будто улитка, присохшая к камню. Да еще залитая черным воском. Если ее бросить или содрать воск, на свету эта улитка вздувается до двух кулаков, лопается и выбрасывает желтый дым. Споры. Пять секунд в нем – и ты лишен зрения на неделю. Надышался – задохнешься от кашля. Прополоскал глотку, глотнул внутрь, уйдешь до ветра и не вернешься, пока не потеряешь половины веса. Мокрые платки уменьшают отравление. Сильно уменьшают. На гахов – не действует. Они могут прикрывать глаза полупрозрачной пленкой. У них второе веко. И нос так же.
– Солома? – спросил Лаурус. – Ты хочешь поджечь ее? Они боятся огня?
– Нисколько, – пожала плечами Субула. – Но через два часа стемнеет, а гахи видят в темноте. Нам потребуется свет.
– Почему ты уверена, что они нападут? – спросил Мурус. – У нас в два, почти в три раза больше воинов!
Субула помолчала, потом снова зачерпнула себе горячего напитка, стряхнула из волос набившийся в них снег, посмотрела на Муруса.
– Отправляй оставшихся посыльных. Пусть расскажут о предстоящей схватке. То, что я скажу дальше, услышишь только ты и Лаурус.
– Быстро! – кивнул посыльным Мурус.
Лаурус посмотрел на соседний холм. Вышколенное Мурусом войско поспешно строилось в ряды. Когда посыльные умчались, Субула подошла к баллистам. Стоявшие у них мастера склонили головы и отошли на пару десятков шагов.
– Ты не спросил о баллистах, воевода, – заметила она.
– Я спросил уже о многом, – ответил Мурус.
– Они бьют на шесть сотен шагов, – подал голос Лаурус. – Но до гахов дальше. И я не вижу снарядов. Ни камней в половину веса взрослого воина. Ни бревен, обитых железом. Ни крепости, которую надо разрушить.
– Да, – согласилась Субула. – Шестьсот шагов. А если снаряд будет весить не больше веса головы взрослого человека?
– Тогда? – Лаурус прищурился. – Тогда они добьют до окраины Хонора. Даже дальше. Но зачем? Баллиста не бьет точно. Такой снаряд не нанесет никому ущерба. Зачем?
– Чтобы гахи ринулись в битву, – ответила Субула, наклонилась к лежащим между баллистами мешкам, развязала один из них и вытащила засыпанную солью голову гаха. Глаза его были вытаращены, раскрытый рот скалился острыми зубами. Лаурус отшатнулся.
– Самое большое оскорбление для гаха – не смерть, – объяснила Субула, бросая голову к баллисте, – а то, что он может быть съеден после гибели. И соль – первый признак того, что его уже едят или собираются съесть. Это ядовитый плевок в лицо гаху. Он затмевает им разум. К счастью для нас, здесь нет их главарей, поэтому подобная хитрость может пройти. Но уже сегодня нам предстоит идти на север. Еще не менее двухсот тысяч гахов идут к Утису и Фиденте. Мы должны быть там не позже чем через неделю. Они идут медленно, дорога в горах трудна, но и нам придется нелегко. Их отряды в любом случае заполняют все горы. И будут заполнять, пока зима не выкатила морозы, о которых я уже устала молить Энки. Идти придется быстро, но ночами. Иначе гахи будут нападать на ночевках. Осыпать стрелами и вырезать дозорных и снова уходить в горы. Я это уже проверяла. Конечно, мы отправим гонцов, предупредим утисцев, что всем нужно уходить за реку, в Фиденту, но… – Субула улыбнулась, – пример Хонора печален.