В следующую секунду он был уже по другую сторону баррикады.
Запрыгнув в седло, он крутанул педали и, не глядя по сторонам, погнал изо всех сил в сторону Бридж-стрит.
Краем глаза он все же примечал вокруг все те же признаки распада, что и везде.
Разбитые машины, выбитые стекла витрин, распахнутые настежь окна и двери, непонятные, бессмысленные граффити на стенах…
Занавески, никнущие, как приготовленные к сдаче знамена.
Дважды он видел людей. Сгорбленного старика, сидевшего на крыльце дома и безучастно пялившегося в землю, и женщину, висевшую в петле, привязанной к ветке вяза.
Том ехал так быстро, что к тому времени, когда смысл увиденного доходил до сознания, все уже оставалось позади. И разум говорил, что нет смысла возвращаться. То же самое происходило сейчас по всему городу.
На каждой улице.
В любом доме.
Миновав перекресток с Хай-стрит и Юнион-стрит, Том резко нажал на тормоз.
Паб «Три сквайра», где назначил ему встречу Ахав, располагался в самом начале Бридж-стрит.
Снаружи паб выглядел вполне благопристойно.
Двери, витрины, вывеска, корзины с цветами над входом – все было на месте.
Но после недавней встречи с бандой бритоголовых Том испытывал острый приступ паранойи.
Окна были затемнены так, что через них не было видно, что происходит внутри.
А происходить там могло все, что угодно.
Резня, оргия, шабаш…
Даже концерт Ланы Дель Рей…
Хотя нет, это уже, наверное, перебор.
Даже безумие должно иметь свои пределы…
Мэрилин Мэнсон – еще куда ни шло…
Улыбнувшись таким мыслям, Том почувствовал себя лучше.
Изнутри не доносилось ни звука.
Странное дело, с одной стороны, тишина успокаивала, с другой – настораживала. То есть как хочешь, так и понимай.
Том чуть приоткрыл застекленную дверь, на которой были нарисованы три весело улыбающиеся физиономии в высоких зеленых шляпах, и очень осторожно заглянул внутрь.
Это был небольшой, всего на семь столиков, паб, в котором в добрые времена собирались любители конских бегов. Стены в зале были кирпичные, выкрашенные на две трети снизу светло-серой краской, а на одну треть сверху – синей. По стенам были развешаны фотографии лошадей-рекордсменов в простых деревянных рамках и винтажные афиши скачек. По сторонам от вполне традиционной стойки висели два больших телемонитора. Чуть в стороне стояли выкрашенные бочки, на которых были разложены бюллетени с расписаниями забегов.
Круглые ретросветильники под потолком с плоскими жестяными рефлекторами были включены.
В пабе все было аккуратно прибрано и расставлено по своим местам.
Вот только за стойкой никого не было – непорядок!
За дальним столиком в одиночестве сидел Ахав.
Вернее, это был человек в сером костюме, таком же, как у Ахава. Скрываться же под серой маской мог кто угодно.
Том открыл дверь чуть пошире, вкатил велосипед в зал и поставил его у стены.
«Серый» сидел неподвижно. Чуть откинувшись назад, на спинку стула. Правая рука лежит на столе. Левая – на колене. Лица как такового нет. Немного воображения – и можно представить, что это манекен, специально посаженный за столик, чтобы создать видимость того, что зал не пустует. А когда посетителям мест будет не хватать, его унесут в подсобку.
Чтобы почувствовать себя уверенно, Том начал создавать себе образ. Придуманный герой выступит на первый план, а Том Шепард окажется в выгодной и во всех отношениях удобной роли наблюдателя.
Так.
Паб для любителей скачек.
Значит, кем он может быть?
Том медленно шел к столу, за которым сидел «серый», и мысленно перебирал варианты.
Заядлый любитель лошадиных бегов, заглянувший в паб, чтобы скоротать вечер в компании друзей по интересам?..
Не увлекательно.
Футбольный фанат, случайно зашедший не туда?..
Из этого много не вытянуть.
Он журналист!
Журналист из спортивного журнала, получивший задание написать о скачках.
Но в дороге с ним что-то случилось.
Сломалась машина…
Нет!
Он отстал от поезда, в котором ехал.
Отстал, потому что во время остановки вышел на перрон, чтобы глотнуть свежего воздуха.
А потом решил купить бутылку минералки.
Нет!
Бутылку рома!
Он же крутой журналюга!
Прожженный со всех сторон!
Такому без рома нельзя!
Без рома у него голова пухнет и перестает соображать.
Так.
Он дошлепал от станции до ближайшего города и зашел в спортивный паб, чтобы здесь написать свой репортаж.
А почему нет?
Какая разница, наблюдать за зрителями на ипподроме или в пабе?
Результаты забегов от этого не изменятся.
Итак, он крутой журналист.
У него на ногах старые, разношенные сандалии, не натирающие ноги. Широкие серые бриджи почти до середины щиколоток. Просторная гавайская рубаха. И красная кепка вроде жокейской, с очень длинным козырьком. В зубах у него длинный мундштук из слоновой кости, в который вставлена дымящаяся сигарета. На плече – черная кожаная сумка, в которой две упаковки бумажных носовых платков, новые носки, смена белья, ноутбук и початая бутылка рома. К бутылке он по дороге, разумеется, несколько раз как следует приложился.
Следуя к выбранному столику, он по пути приветственно махнул рукой бармену, протирающему стаканы за стойкой.
Когда имеешь дело с барменами, нужно делать вид, что ты в его заведении уже не в первый раз. Тогда не придется подолгу ждать, когда он наконец обратит на тебя внимание и нальет новую порцию выпивки.
Бармену лет сорок пять, у него жидкие светло-русые волосы с глубокой залысиной на лбу. Лицо круглое, чуть обрюзгшее, гладко выбритое. Одет в темно-синюю рубашку и черные джинсы.
Том плюхнулся на стул напротив «серого». Положил мундштук на угол стола, так чтобы сигарета не прожгла скатерть. Кинул сумку на свободный стул.
– Привет.
«Серый» едва заметно кивнул.
– Назови мне свое имя. И я его прославлю.
– Ахав.
– Я должен убедиться, что это так.
– Тебе придется поверить.
– Ты можешь оказаться любым другим «серым» из тех, что я вчера видел, – Том взял мундштук, затянулся и снова положил его на прежнее место. – Запросто!