Малышка обмякла в его руках, словно потеряла сознание.
Брайан услышал за спиной хруст тяжелых ботинок и лязг затвора: человек с ружьем приближался к ним, чтобы добить. Взвалив Пенни на плечо, Брайан со всех ног помчался к деревьям, но уже через несколько шагов понял, что весь покрыт кровью. Кровь струилась у него по груди и животу, пропитывая рубашку насквозь.
– О боже, нет, боже, нет, нет, нет, нет… – Брайан опустил Пенни на мягкую землю. Ее лицо стало белым, как снег. Глаза остекленели, крошечный ручеек крови стекал из уголка рта. В рубашке Пенни зияла красная от крови дырка.
Человек с ружьем был уже совсем близко.
Брайан приподнял рубашку Пенни и отчаянно вскрикнул. В животе малышки зияла рваная рана в форме полумесяца, пузырившаяся кровью. Брайан попытался зажать ее рукой, но тщетно. Тогда он оторвал лоскут от собственной рубашки и попытался заткнуть отверстие в ее животике. Заикаясь и плача, Брайан пытался что-то сказать девочке, но густая алая кровь продолжала выходить из ее тела толчками, и человек с ружьем неумолимо подходил ближе.
– Все хорошо, ты будешь в порядке, мы тебя вылечим, все будет в порядке, ты обязательно поправишься…
– …Прочь… – шепчет Пенни.
– Нет, Пенни, нет, нет!
* * *
– Какой кошмар, – раздался скрипучий голос за спиной Брайана, и холодное дуло уткнулось в его затылок. – Посмотри на нее хорошенько.
Брайан обернулся и бросил взгляд на татуированного бородатого бандита.
– Посмотри на нее… она – последнее, что ты видишь.
Брайан ни за что не убрал бы руку с раны Пенни, но он понял, что уже слишком поздно.
Ее уже не вернуть к жизни.
И Брайан тоже готов… готов умереть.
* * *
Выстрел.
Но… Брайан ничего не почувствовал. Может… может, он уже мертв?
Брайану показалось, что он внезапно вылетел из тела и парит высоко над садом, наблюдая за всем словно со стороны. Кровь заливает его руки и течет на Пенни. Неужели он и впрямь уже мертв?
Тень бандита начала заваливаться набок, как в замедленной съемке, словно старая секвойя, прогнившая под корень.
– Нет! – закричал Филип, увидев окровавленное тело дочери. – Нет! Нет!
Филип упал на колени перед умирающей девочкой, тонущей в собственной крови. Он поднял ее и нежно коснулся зияющей раны, словно это просто маленькая царапинка: папа погладит, и все пройдет.
Брайан лежал на земле футах в пяти от них, уткнувшись носом в заплесневелую землю. Ник стоял чуть поодаль.
– Мы ведь можем остановить кровь, да? Мы можем вылечить ее? Ведь так? – бормотал Филип, баюкая окровавленного ребенка. Пенни угасала у него на руках с тихими предсмертными хрипами. Лицо ее стало белым и холодным, как фарфор. Филип продолжал укачивать ее. – Ну давай же, солнышко… останься с нами… не уходи. Давай же… останься с нами… пожалуйста, останься с нами… Солнышко! Девочка моя!
Ужасная тишина повисла в воздухе.
– Господи Иисусе… – прошептал Ник, потупив взгляд.
* * *
Долгое время Филип держал ребенка, а Ник просто стоял и смотрел под ноги, молясь про себя. Брайан по-прежнему лежал на земле, лепеча себе под нос:
– Я пытался… все произошло так быстро… я не мог… это было… не могу поверить не могу… Пенни была…
Внезапно большие грубые руки схватили Брайана.
– Что я тебе говорил? – заорал Филип, прижимая брата спиной к дереву.
– Филли, нет! – Ник попытался встать между двумя братьями, но Филип оттолкнул его прочь с такой силой, что невысокий мужчина растянулся на земле. Правой рукой Филип сжал горло брата.
Брайан готов был умереть. Он не хотел больше жить. Теперь… когда Пенни больше не было… Это его вина. Он не смог ее защитить. И он был готов умереть от руки собственного брата.
– Что я тебе говорил? – Филип отбросил Брайана от дерева. Один удар берца с металлическим носком обрушился на его челюсть. Другой удар сломал три ребра. Еще один удар по пояснице выбил позвонок. Яркая боль расколола копчик. А еще через несколько секунд Брайан перестал чувствовать боль. Он мог лишь наблюдать за происходящим со стороны, возвышаясь над собственным искореженным телом и отдаваясь избиению, как молящийся вверяет себя первосвященнику.
Филип с самого утра сидел в сарае, исследуя коллекцию оружия, захваченного у непрошеных гостей, а также все наточенные инструменты и фермерский инвентарь, оставленный прежними жильцами. Он знал, что должен сделать, но выбор способа расправы для него был очень мучителен. Сначала он выбрал автомат. Он и самый быстрый, и работу свою делает чисто. Или использовать пистолет? Хотя… Пистолет – это слишком холодно и безлично. Использовать топор или мачете Филип решительно не желал: слишком грязный и ненадежный способ.
Наконец он остановил выбор на пистолете «Глок», который отобрал у лысого захватчика. Филип наполнил магазин патронами и взвел курок. Он сделал глубокий вдох и двинулся к выходу из сарая.
С наружной стороны сарая доносились скребущие звуки. Вся вилла кишела мертвецами, наводнившими окрестности после вчерашней перестрелки. Филип пинком открыл дверь.
Дверь врезалась в женщину-зомби средних лет в запачканном сарафане. От удара та упала. Филип поднял пистолет и прострелил ей череп, даже не замедлив шага.
Звук выстрела эхом пронесся по округе. Труп содрогнулся в конвульсиях в кровавом облаке и, наконец, замер. Филип вышагивал по двору, как Терминатор, делая выстрел за выстрелом, отправляя все больше неживых в чистилище.
Прошло много времени, прежде чем Филип смог собрать волю в кулак и понять: пришло время сделать то, что должно быть сделано.
У него оставалось еще пять патронов в магазине.
* * *
Под деревом сидел труп маленькой девочки. Филип и Ник привязали ее к стволу, чтобы она не сбежала и никого не укусила. Филип подошел, поднял ружье и направил ствол мертвой девочке между глаз. Здравый смысл говорил: «Давай быстрей. Просто сделай это – и все».
Но палец застыл на курке, руки задрожали.
– Я не могу, – пробормотал Филип.
Он опустил пистолет и посмотрел на дочь. Привязанная к дереву, Пенни рычала, как бешеная собака. Ее лицо фарфоровой куколки сморщилось и превратилось в белую гнилую тыкву с пустыми блестящими глазами, как две серебряные монетки. Ее когда-то невинные губки-тюльпанчики теперь почернели и потрескались. Она не узнавала отца.
От этого Филипу захотелось умереть. Он стоял и вспоминал, как смотрел Пенни в глаза каждый раз, когда забирал ее из детского сада или из дома ее тети Нины после долгого, трудного рабочего дня. Одного радостного взгляда девочки ему хватало, чтобы продолжать жить. Но теперь искра жизни ушла из ее глаз навсегда.