Пропасть Искупления | Страница: 91

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Аура способна увеличить выбор, – сказал Клавэйн.

– На что она способна, ни ты не знаешь, ни я, однако мне понятна твоя мысль. Ценность Ауры пока неизвестна. Именно поэтому она представляет собой такой желанный приз.

– Ну, так отдай ее нам, – потребовала Хоури. – Отдай, сделай хоть раз в своей мерзкой жизни доброе дело.

– Ты ее зачем сюда привел? – подмигнула Скади Клавэйну. – Чтобы лучше проходили переговоры?

На миг возникло впечатление, что двое старых приятелей просто дурачатся, подтрунивая друг над другом.

– Не волнуйся, – сказал Клавэйн Ане. – Мы вернем тебе дочь.

– Нет, Клавэйн, только не такой ценой, – ответила она.

– По-другому не получится, – ответил он. – Поверь, я знаю Скади. Если она уперлась, ее уже не сдвинуть.

– Рада, что ты это понимаешь, – усмехнулась Скади. – Ты прав, моя позиция не отличается гибкостью.

– Мы можем убить ее, – сказала Хоури. – Убить и быстро провести операцию.

– Стоит попробовать, – поддержал ее Скорпион.

В Городе Бездны ему часто поручали убивать как можно медленнее – в целях запугивания. Теперь он пытался припомнить самые быстрые способы отнятия жизни у разумного существа. Ими тоже приходилось пользоваться: для гуманной казни, для подчистки следов.

Проблема заключалась в том, что ему никогда не приходилось применять эти методы к сочленителям, уже не говоря о сочленителях с заложником в животе.

– Скади не позволит, – мягко сказал Клавэйн, а затем тронул Хоури за руку. – Прежде чем успеем прикоснуться к ней, она убьет Ауру. Пусть будет так, как она хочет. Не бойся.

– Нет, Клавэйн, – прошептала Хоури.

– Я прилетел сюда освободить Ауру, – продолжал он. – И я должен решить эту задачу.

– Я не хочу, чтобы ты умер.

Скорпион заметил, что в уголках глаз Клавэйна собрались веселые морщинки.

– Да я в этом и не сомневаюсь. Сказать по правде, мне тоже умирать неохота. И мало приятного, когда срок твоей жизни определяют за тебя. Но Скади уже приняла решение, и чему быть, того не миновать.

– Предлагаю взяться за дело, – вмешалась в разговор Скади.

– Подожди, – попросил Скорпион. Фраза, которую он выстраивал в голове, усиливала ощущение нереальности происходящего. – Если мы отдадим Клавэйна и ты убьешь его, что помешает тебе нарушить обещание?

– Она и об этом подумала, – сказал Клавэйн.

– Конечно я обо всем подумала. А кроме того, я подумала и о противоположном: что помешает вам не отдать Клавэйна, если я сначала отдам Ауру? Взаимное доверие – недостаточная гарантия выполнения условий сделки. Поэтому я готова предложить решение, которое обе стороны наверняка найдут полностью приемлемым.

– Скажи им, – попросил Клавэйн.

Скади указала на Жакоте:

– Ты, охранник, сделаешь кесарево сечение. – Она перевела взгляд на Скорпиона. – А ты, свинья, станешь палачом Клавэйна. Я буду руководить обеими процедурами. Они пойдут параллельно, шаг за шагом, надрез за надрезом. И закончатся одновременно.

– Нет… – в ужасе выдохнул Скорпион, когда услышанное достигло его сознания.

– Похоже, вы все еще сомневаетесь в серьезности моих намерений, – проговорила Скади. – Может, мне убить Ауру прямо сейчас, и дело с концом?

– Нет! – отрезал Клавэйн.

Потом он повернулся к спутникам:

– Скорп, придется на это пойти. Ты уже тысячу раз доказал, что у тебя крепкие нервы. Сделай, дружище.

– Не могу.

– Никто и никогда не просил тебя о таком, я понимаю. Но теперь прошу я. Надо, Скорп.

– Я не могу, – только и сумел выдавить свинья.

– Надо.

– Нет! Ему – не надо. Это сделаю я.

Все, включая Скади, повернулись на голос. В проеме стоял Васко Малинин, с пистолетом в руке, совершенно спокойный и решительный.

– Я готов, – повторил он.

Очевидно, он стоял там уже давно, не выдавая своего присутствия.

– Тебе приказали ждать снаружи! – рявкнул Скорпион.

– Кровь отдал другой приказ.

– Кровь? – переспросил Скорпион.

– Мы с Эртон услышали стрельбу. Звуки доносились из корабля. Я доложил Крови, и он разрешил выяснить, в чем дело.

– И ты оставил Эртон снаружи одну?

– Ненадолго, сэр. Кровь выслал шаттл, он будет здесь через час.

– Мы договаривались о другом, – произнес Скорпион.

– Прошу прощения, сэр, но Кровь решил так: раз началась стрельба, надо действовать по обстановке.

– С этим не поспоришь, – сказал Клавэйн.

Скорпион кивнул, шатаясь под тяжестью навалившегося ужаса. Но он не мог переложить такое бремя на плечи Васко, и было не важно, сколь горячо тот желает разделить ответственность.

– Ты все сказал? – спросил он.

– Море выглядит странно, сэр. Вода позеленела, вокруг айсберга до самого горизонта появились скопления биомассы.

– Жонглеры встревожены, – проговорил Клавэйн. – Кровь уже сообщил нам о повышении активности океана.

– Также поступили доклады свидетелей о вхождении в атмосферу различных небесных тел.

– Битва приближается, – заключил Клавэйн, словно давно предвидел это. – Что ж, Скади, думаю, тянуть дальше действительно не к чему.

– Твоими устами глаголет сама мудрость, – отозвалась она.

– Обрисуй, как все пройдет. Наверное, в первую очередь нужно снять с тебя броню?

– С этим я справлюсь сама, – ответила сочленитель. – А вы тем временем приготовьте инкубатор.

Скорпион махнул рукой в сторону Васко:

– Бегом к лодкам. Доложи Крови, что у нас идут сложные переговоры, и тащи сюда инкубатор.

– Будет исполнено, сэр. Послушайте, я знаю, каково вам… – Васко не смог закончить фразу. – Я к тому, что могу сделать это вместо вас.

– Знаю, – ответил Скорпион, – но мы с Клавэйном друзья. Выходит так, что его смерть должна остаться на моей совести.

– Скорп, за свою совесть можешь быть спокоен, – ответил Клавэйн.

Нет, подумал Скорпион. Не о совести тут речь. И не о том, что в обмен на жизнь ребенка, которого он не знает и до которого ему нет дела, придется истязать лучшего друга – своего единственного друга-человека, – медленно умерщвляя его. Но что, если и правда нет выбора? Что, если Клавэйн хочет от него именно этого?

Но от таких доводов не легче сейчас и не будет легче потом, когда придется с этим жить. Ведь Скорпион знал: то, что произойдет в следующие полчаса – а он был уверен, процедура больше не займет, – запечатлеется в памяти так же четко, как шрам на плече, оставленный его собственной рукой, когда он срезал изумрудную татуировку, это клеймо человеческого рабства.