– И как далеко можно перемещаться?
– Ну, пока максимум били на двадцать, послезавтра будет дальний прострел. Приемник монтирован на внешней границе Анклава, а это считай более ста парсек.
– Впечатляет, – покачал головой Антон и, покосившись на жену, которая уже отложила меню в сторону и скучающим взглядом рассматривала убранство кафе, спросил: – Выбрала?
– Да, – кивнула женщина. – Возьму чая и десерт. А ты?
– Пожалуй, грибной крем-суп и салат.
Он огляделся в поисках убежавшей официантки, затем посмотрел на Андрея.
– Лиа, мы выбрали! – вновь гаркнул тот, заставив все еще милующуюся за дальним столиком парочку на миг прервать свои объятия и удивленно посмотреть в их сторону.
В ответ Малышев лишь виновато улыбнулся и развел руками.
Вопреки ожиданиям на этот раз из-за стойки появилась не девушка, а высокий широкоплечий мужчина, который объемами своих бицепсов мог бы посоперничать с Андреем. Однако в отличие от Малышева, держащего себя в превосходной физической форме, было заметно, что здоровяк несколько сдал, к тому же возраст давал о себе знать. Мелкие морщинки избороздили его лицо, а волосы стали пепельными от седины. Такие явные физиологические изменения выдавали в нем уроженца Анклава, многим из которых продлевающие жизнь генетические корректировки были просто недоступны.
– О, Браен, привет, дружище, а где Лиа? – спросил Андрей, приветственно махнув рукой подошедшему.
– На кухне, прилетела вся взъерошенная, бормочет какие-то глупости. Что у вас тут случилось?
– Ничего, – пожал плечами Андрей. – Просто представил ее своим старым друзьям. Кстати, знакомься, Антон, мы с ним вместе учились, и его жена Лиа – тезка твоей дочери.
Браен улыбнулся и, пожав руку привставшему Соболеву, перевел взгляд на Лиа. Улыбка застыла на его лице, он резко побледнел и ухватился рукою за край стола.
– Не может быть, – прошептал он.
Андрей вскочил со своего места и, подхватив его под руки, быстро усадил на свободный стул.
– Старина, что это с тобой?
Антон поспешил на помощь другу и, спешно активировав встроенную в его «запястник» систему медицинской диагностики, направил вырвавшийся из него тонкий зеленый лучик на мужчину. Тот лишь недовольно отмахнулся, продолжая во все глаза рассматривать смутившуюся от его пристального взгляда Лиа. Зеленый луч оторвался от руки Антона и, охватив Браена тонким кольцом, резко посинел, затем с легким звоном растворился в воздухе. Соболев скосил глаза на экран «запястника» и, показав Андрею жестом, что с его знакомым все в порядке, вернулся на свое место. Малышев кивнул в ответ и положил руку на плечо мужчины.
– Браен?
– А? – Тот вздрогнул и, медленно повернув голову, посмотрел на Малышева отсутствующим взглядом.
– Что с тобой, дружище?
– Она…
– Что она?
– Она… она так похожа на мою Эн, просто копия… Дочка сказала, а я не поверил, думал, глупости… Извините. – Браен мотнул головой, словно отгоняя какое-то видение, и, проведя ладонью по лицу, хотел было уже подняться со стула, но тихий голос Лиа остановил его.
– Подождите.
Лицо Лиа превратилось в застывшую маску затаенной боли, а ее глаза были полны слез.
– Эн… Эна 234-Л, вы о ней говорите?
Браен вздрогнул и снова впился взглядом в женщину, а в его потускневших глазах зажглись искорки понимания.
– Неужели, – пробормотал он.
– Да, – кивнула женщина, подтверждая его догадку, а с ее губ сорвались слова почти позабытого официального представления, не слышанного Антоном уже десятки лет: – Я «вторичница», Лиа 234-Л, приятно познакомиться.
* * *
Марк Дорнер открыл лежащую на столе зеленую папку и, прихлебывая из кружки приготовленный в «пищекомбе» кофе, принялся вчитываться в бегущие по пластбумаге вереницы слов. Изредка он проводил пальцем по листку, выделяя целые абзацы и перетаскивая их на глянцевую поверхность стола, в которой они исчезали с легким шелестом, сообщавшим о сохранении поступившей информации. Легкий мелодичный звон заставил его отвлечься от работы и ткнуть пальцем в сенсор приема. На развернувшемся в воздухе плазмоэкране появилось изображение кибер-секретаря.
– Командор Дорнер, к вам куратор Лаймалин, впустить?
– Конечно, Шурочка, пусть заходит. Кстати, ты хорошо сегодня выглядишь.
– Спасибо.
На бипластиковом лице машины, стилизованной под симпатичную рыжеволосую девушку, не появилось даже намека на какие-либо эмоции – застывшая маска. Дорнер тяжело вздохнул и подумал, что даже этой последней модели далеко до майеровской Галечки. Кибер Арнольда был наследием двадцать седьмого века, когда данные технологии достигли своего пика, и обладал возможностью самообучения, а также встроенным блоком эмоций, позволяющим ему выглядеть живым существом. К сожалению, с тех пор многие из технологий были утрачены или признаны ненужным излишеством. Дорнер снова вздохнул и, закрыв папку, поднялся навстречу вошедшей в кабинет зеленовласой девушке.
– Привет, Лайм, как добралась?
– Нормально, – уклончиво ответила та, подходя к столу и кладя на него еще одну папку. – Вот списки набранных кадетов и отчет.
– Хорошо. – Дорнер отодвинул документы, над которыми работал, в сторону, легким хлопком руки заставив те медленно погрузиться в крышку стола, и открыл принесенную папку.
– Я сделаю себе чаю?
Марк коротко кивнул, не отрываясь от изучения бумаг, и, указав на небольшой столик в углу кабинета, на котором примостилась белая сфера пищекомба, добавил:
– Картриджи во втором ящике.
– Спасибо, я знаю, – улыбнулась девушка.
Лаймалин подошла к столику и, выдвинув ящик, пару минут перебирала потертые пластинки пищевых картриджей, затем выбрала одну из них, а остальные вернула на место. Вставив ту в приемник пищекомба, нажала клавишу выдачи. Внутри сферы что-то тихонько зажурчало, потом она разделилась на две половинки, и на стол выдвинулась пластиковая кружка с дымящимся чаем.
– И чай и кружка состоят из одних и тех же атомов, только по-разному структурированных, – с философским видом заметила она, отхлебывая чай и, поморщившись, добавила: – Только чаек на этот раз структурировался неважно. Вкус какой-то слишком уж искусственный.
– Картриджи старые, – буркнул Дорнер, не отрывая глаз от доклада. – Все хочу новые заказать, да как-то не с руки.
– Специально куплю и принесу, не глотать же этот денатурат, а то у меня такое чувство, что у этого чая и кружки одинаковый вкус.
– Кружки обычно несъедобные, – заметил Марк, с улыбкой косясь на свою собеседницу.
– Остряк, – хмыкнула девушка и, подойдя к окну, уселась на широкий подоконник.