В доме напротив гремела музыка — там располагался местный бар и бордель. То и дело из его окон выглядывали женщины, — одновременно соблазнительные и враждебные. Махали ладошками приветственно и с намеком угрюмо взирающему на них Серегину. Впрочем, и в глазах напротив не было теплоты, только расчет. Там продавались дамские часики. Часик стоил порядка ста долларов.
«Поздравь себя, милый друг, — думал он. — Твоя американская мечта идиота сбылась!»
В Бронксе, впрочем, друзья не задержались, вскоре выехав в соседний штат Нью-Джерси на дело.
Оставив машину возле стеклянной громады торгового комплекса, прошли в его недра, где пообедали в одной из забегаловок, после чего позвонили из таксофона Худому Биллу. Товарищ сообщил, что неполный час назад вернулся со встречи с жаждущими крови итальянцами, чьи косвенные обвинения в свой адрес сумел опровергнуть с помощью сопровождавших его бандитов-ирландцев. Что же касается Олега и Джона, дела их печальны и в Нью-Йорк им лучше нос не совать. Обращаться в полицию мафия, конечно, не станет, но свои сети раскинет по всей стране, и, открой кто-либо из них счет в банке или обзаведись постоянным адресом, будет обнаружен мгновенно, со всеми скорбными последствиями такого обнаружения. Уныния от таких новостей ни Джон, ни Серегин в себе не обнаружили. Впереди их ожидало перспективное денежное дело, а далее — солнечная Флорида с новыми документами и пусть неясными, но, как им казалось, радужными перспективами дальнейшего обитания под пальмами и апельсиновыми кущами.
Вечером они перебрались на противоположную от торгового центра сторону дороги, где располагался приземистый мотель с обширной автостоянкой. На паркинге стояло несколько грузовиков с внушительными стальными контейнерами.
— Один из них — наш, — шепнул Серегину Джон. — А вот какой — сейчас выясним…
Он обвел взором окна мотеля. Увидев на одном из них приклеенный пластырь, подошел к нужной двери, постучал в нее.
Дверь раскрылась. В ее проеме стоял сухощавый парень, одетый лишь в длинные цветастые трусы. Был он скуласт, остр подбородком, коротко стрижен, взгляд серых глаз отличала внимательная, с оттенком пренебрежения, оценка стоящих на пороге гостей.
— Привет, Вася, — произнес Джон по-русски, улыбаясь учтиво и осторожно.
— Проходите, господа мошенники, — с безразличным видом кивнул тот в сумрачную глубь номера, где размыто виднелась обшарпанная меблировка дешевого придорожного пристанища. Затем, присев на прикроватную тумбочку, закинул руки за голову и, мечтательно потянувшись, сказал:
— Прошу ознакомить с перечнем дальнейших действий.
— Все — как договаривались, — решительно заявил Джон. — Пеленаем тебя, как знатного египтянина, забираем ключи, документы, и — вперед. Твою долю я отвез по указанному адресу, так что задней передачи у тебя в трансмиссии нет.
— Ну, иди, примеряйся к тачке, — сказал Вася. — Вот — ключ. — И, проводив испытующим взором направившегося к двери Джона, добавил себе под нос: — Во что лезу, дурак?..
— Я тоже понимаю великий и могучий, — заметил Серегин вскользь.
— Во, как! — приятно удивился Вася. — Откуда родом?
— Москва…
— А я — из Воронежа!
Последовало вялое рукопожатие.
— Давно в этом чертятнике? — поинтересовался Вася, имея в виду то ли Соединенные Штаты как таковые, то ли среду своего обитания в них.
— Скоро свихнусь, — ответил Серегин, подтверждая родство мировоззренческих позиций сторон.
— Вот и меня достало… — мрачно доверился ему эмигрант из Воронежа. — Потому склоняюсь к преступному умыслу. В составе группы себе подобных.
— Я чувствую, у тебя какие-то сомнения в предстоящем мероприятии, — проронил Серегин.
— Он чувствует! — возмущенно всхрюкнул визави, заерзав на тумбочке. — Это я чувствую, что через час вы растворитесь с товаром в пампасах штата Нью-Йорк, а мне вампиры из ФБР вцепятся в загривок на добрый десяток лет. То, что я с вами в доле, — для мусоров версия номер один. И вся дальнейшая житуха отныне будет протекать под их микроскопом. Кроме того, у меня грин-кард на подходе… И ее только так могут притормозить.
— Ну, так дождись грин-кард…
— Матери в России нужны деньги на операцию. Да и вообще… — Он болезненно сощурился и сглотнул, словно едкой слюной подавился. — В раздумье я… Нужна мне эта Америка? Зарабатываешь доллары и сразу же их отдаешь, — квартира, страховки, счета — веером… В итоге, за что лямку тянешь — неясно. Горбатишься, чтобы выйти на ноль. А высунься чуток наверх — сразу же под косу попадаешь: налоги, фискалы… Не страна, а бизнес. У всех на уме только доллары, и как бы ближнего объегорить, ничего другого. А мы тут вообще — рабочий скот.
— А ты думал, в сказку попал? — спросил Серегин. — Не, ты в жизнь вляпался. Кто нас сюда звал? И кто тут нам чем обязан?
— Вот те на! — Вася встал у стены и, сложив на груди руки, уперся в Серегина негодующим взором. — Нам эти американские барбосы обязаны всем! — Голос его обрел деревянную суровость идейного обличителя. — Зри в корень, земеля! И слушай, какой у нас к ним счет! От Гитлера мы их спасли? Это — не обсуждается даже. Так они на этом еще и заработали с особой безнравственностью. Сплавили нам свои неликвиды за тонны золота. Это ж какой, сука, цинизм в квадрате! Мы кровь за них лили, не щадили жизней…
— Ты-то тут при чем? — буркнул Серегин.
— Еще как при чем! — Вася потянулся к пачке сигарет, чиркнул бумажной спичкой, закурил нервно. — Вот дед мой на Западном фронте три года по окопам напрягался. В любые погодные условия зимы и лета. Думаешь, это беспошлинно прошло для всякого рода сперматозоидов? Все проморожено до основания, хотя, с другой стороны, закалка, и она положительно сказалась в дальнейшем, пример перед глазами… Но это — редкое исключение. К тому же: голодуха, апельсинов там не давали… Только, сука, водку для храбрости, но она ведь тоже не витамин… И сперматозоид, кстати, к ней приучивается, обретая пагубный навык. Понимаешь, какой нам случился урон по генофонду и по всем направлениям в принципе? — Отмахнулся от табачного дыма, продолжив вдумчиво: — Это первое… А как продолжалась инсинуация в дальнейшем? Холодная война, гонка вооружений. Опять мы в жопе, и опять без полезных веществ. Дефицит, недовольство властью. И снова голодуха. Перловка, концентраты, солдатам — бром. Ну, картошка еще… И неопределенная, как богословие, медицина. Результат: развитие похоронного дела. Кто виноват? Естественно — демоны империализма, я в этом не сомневаюсь даже. Далее! — Внушительно поднял палец. — Обрушив мировые цены на нефть, они навернули, считай, весь Эсесесер. А теперь продвигают в наши мозги свою демократию. Капиталистический индивидуализм. То есть, хотят придушить нас нашими же руками. Я вот тут задумался, крутя рулевое колесо… — Голос его обрел доверительную интонацию. — Подсчитал совершенно элементарно… В русском алфавите тридцать три буквы, а у них — двадцать шесть. Эти суки нам точно чего-то недоговаривают… А когда разберемся чего именно, окажемся в очередной жопе без возможности проникновения к кислороду. По собственной дури и легковерию. Дело к тому идет стремительной походкой! Так что, братец, мы здесь кто? Можно сказать, бойцы на передовой! Народные мстители в тылу у врага. Отчуждаем то, что нам по праву принадлежит. Осуществляем законную экспроприацию, олицетворяющую боевые трофеи. Радеем и за себя и, за того, как говорится, парня… Кто не дожил, либо не получил визу. Таких, как мы, надо бы еще во времена Сталина сюда переправлять. Через Магадан эшелонами. На чисто патриотическом мотиве, безо всяких шпионских командировочных, бескорыстно. Мы бы тут такого наворотили, что, пока бы они с нами разбирались, за СССР уже было бы не угнаться! Опустились бы руки… Но с этим решением политическое руководство промедлило… — Он запнулся: в номер вошел Джон.