– Глупая ты девочка. Глоток воды не мог ее убить. Ты не виновата.
– Мама, ты не понимаешь. Она захлебнулась. Закашлялась и… умерла.
Мама на несколько секунд закрывает глаза, потом наклоняется и берет меня за руки:
– Ник, это был несчастный случай. Ты ее не убивала.
– Я не должна была ничего ей давать. Почему я не дождалась медсестер?
– Конечно, правильнее было бы позвать дежурную медсестру. Но ведь ты не вливала ей воду насильно, она сама попросила.
– Да… Ее губы совсем пересохли. Я думала, вода ей поможет…
Мама снова придвигается ко мне, берет за руку, гладит по волосам:
– Все будет хорошо. Все будет хорошо. Тсс…
– Что происходит?
– Ты о Кристи?
– Обо всем. О Кристи. О мальчишке с водяным пистолетом. Ты бы видела тогда отца… Как это связано с плаванием? С нами? Мир сошел с ума?
– Тише. Невозможно волноваться сразу обо всем. Постепенно все придет в норму.
– Отец уже давно вне нормы.
– Согласна. Но сегодня он узнал хорошую новость. Родители того мальчишки решили не выдвигать обвинений. Так что полиция вынесла твоему отцу официальное предупреждение и временно занесла сведения об инциденте в его досье. Можно считать, легко отделался.
– Мама, что творится с папой?
– Я же говорила: обсцессивно-компульсивный синдром. Бывают обострения, сейчас как раз острый период. Я заставлю его сходить к врачу и принимать назначенные лекарства. Это уже моя обязанность. Тебе нечего беспокоиться. – Мама немного отодвигается от меня. – Ты пережила настоящий кошмар. Нужно спокойно пережить сегодня, завтра, послезавтра. Не терзай себя сомнениями. Все будет хорошо… А что это у тебя?
Мама заметила серебряную цепочку медальона. На мне тонкая футболка. Медальон слегка выпирает под тканью, и я прикрываю его рукой.
– Обычный кулончик, – отвечаю я.
– Не помню, чтобы в будние дни ты надевала украшения. Что это?
Моя рука приклеилась к футболке. Если мама увидит медальон, она сразу поймет, что я рылась в ее вещах.
– Ничего особенного. – Однако я краснею.
– Значит, особенное. Это подарок? Ты с кем-то встречаешься?
– Нет!
Пытаюсь отшутиться, но мой смех звучит фальшиво и дает обратный эффект. Мамины глаза расширяются. Неужели она рада? У нее округляется рот. Она наклоняется ко мне:
– У тебя появился друг? Почему же ты со мной не поделилась?
Возможно, мама сама подсказала мне выход из непростой ситуации.
– Я… в общем… еще рано о чем-то говорить.
– И кто же он?
Черт побери, кто он? Ник, соображай быстрее! Мама смотрит на меня сияющими глазами и ждет.
– Ты его не знаешь.
– И что? Как его зовут? Где ты с ним познакомилась?
Сколько вопросов сразу.
– Мам, он парень как парень. Тебе достаточно? Зачем я буду рассказывать подробности? Может, у нас с ним ничего не сложится.
– Назови хотя бы имя.
Мама умеет быть настырной. Я вдруг понимаю, что она давно ждала этого момента. Момента, когда ее дочь станет взрослой и поделится с нею сердечными тайнами. Наверное, это некий женский ритуал, в котором я ничего не понимаю. Мне немного стыдно, поскольку долгожданный для мамы день – обыкновенное вранье.
– Его зовут…
Мозг готов уцепиться за любое имя. Первое попавшееся. И куда делась моя способность быстро соображать? Где моя изобретательность? Сижу как дурочка и хлопаю ресницами.
– Это… это Милтон.
Слово выскакивает раньше, чем я успеваю спохватиться. Зажимаю рот, но уже поздно. Дверь конюшни распахнута, воображаемая лошадь ускакала, оставив на моей физиономии пыль, поднятую копытами.
Мама смотрит на меня и хмурится.
– Милтон? – переспрашивает она. – Не тот ли Милтон, что живет рядом с нами?
– Да… он.
Семь бед, один ответ. Чешу щеку, ожидая маминой реакции.
– Милтон, – повторяет она и тоже прикрывает рот, но я замечаю мелькнувшую улыбку.
В этот миг мой мобильник, мигнув, возвещает о новой эсэмэске. Мы обе бестолково на него пялимся. Мамина улыбка становится шире.
– Слушай, это секрет. Поняла? Мы только начали встречаться. Ты никому не говори. Ни отцу, ни другим. – (Мама кивает.) – И хватит улыбаться. Не такое уж это событие.
Мама опускает руку и пытается сделать серьезное лицо.
– Ник, ты хочешь о чем-нибудь поговорить?
Смотрю на нее и понимаю: «о чем-нибудь» – это о сексе.
– Нет! Нет. Все, мама. Ты спросила, я ответила. Я же сказала: встречаться мы начали совсем недавно.
– Он знает о Кристи?
– Кажется, нет. Я пока не рассказывала…
– Может, тебе стоит с ним поговорить? Это помогает.
– Хорошо. Только никому ни слова. Запомнила?
– Никому не скажу. Обещаю.
Мама наклоняется, целует меня в лоб и уходит.
Откидываюсь на подушки. В голове – полный разброд, мой прежний мир разлетелся на мелкие кусочки. Но мама права: закрывшись в четырех стенах, наедине с жуткими мыслями, я ничем делу не помогу. Зажмуриваюсь – и передо мной сразу встает лицо Кристи. Ужас в ее глазах, когда она поперхнулась водой.
Моя футболка взмокла от пота. В комнате невыносимо жарко. Подхожу к окну, чтобы приоткрыть его пошире. Ноги упираются в батарею отопления, и я чуть не вскрикиваю. Батарея раскалена, как в лютую зиму. Понятно, почему моя комната превратилась в печку!
Нагибаюсь и плотно заворачиваю вентиль. Почему батарея горячая? Неужели в запуске отопления летом тоже виновато помраченное отцовское сознание?
Вибрирующий мобильник подпрыгивает, как игрушка. Беру и просматриваю сообщения. Их десятки. Даже не знаю, с каких начать. Большинство пришло за последний час, когда стало известно о смерти Кристи. Пролистываю все, вплоть до сообщения Гарри, которое он прислал мне в больницу.
Странно, очень странно. Потом от него не было ни слова. Он наверняка уже знает о случившемся. И что испытывает сейчас? У меня к нему ни капли сочувствия. Гнусный врун. Скользкий, как змея. Тошнит от одной мысли о нем. И что я находила в этом парне?
У меня не комната, а душегубка. Такое ощущение, что из жаркого, влажного воздуха выдавили весь кислород. Так бывает в сауне, у нас сауна на дому. Скоро стены покроются испариной.
Я даже не пытаюсь уснуть. Стаскиваю с себя мокрую от пота одежду, надеваю трусики и майку и устраиваюсь на кровати. На мобильник больше не смотрю. Открывать ноутбук тоже не тянет. Сижу смотрю в пространство и жду, когда кончится жуткий день.