Сбоку раздался тихий звон.
Я затаил дыхание. Так звенит кольчуга, брошенная на спинку тяжелого старинного стула. Потом зашуршал подкольчужник, скрипнули кожаные штаны. Ох ты, мать моя женщина… Неужто…
«Ну да, а то ты, типа, не предполагал ничего такого», – пронеслась в голове заполошная мысль, когда светильник вдруг погас и в комнате воцарилась темнота, едва разгоняемая светом заката, что сочился в крошечное оконце под потолком. А потом моей груди пониже повязок коснулись теплые пальцы, почти сразу скользнувшие ниже.
– Небось, думал, как меня отблагодарить? – прошептала темнота.
– Думал, – признался я.
– А это просто. Лежи тихо как лежишь. Тебе двигаться не надо, рану растревожишь. Я сама все сделаю. Ребенка хочу от нормального мужика, это и будет твоя благодарность.
– От мутанта? – иронично спросил я.
– Ага. Все мужики – мутанты, в той или иной степени. Так пусть будет детеныш от лучшего.
– У меня с детьми… не очень получается, – выдохнул я, так как ее пальцы уже осмелели до неприличия – хотя какие приличия в темноте-то? Только мысли остаются о матери моего многочисленного потомства, сгоревшей вместе с ним в Петербурге. Мрачные мысли, которые лучше вообще выкинуть из головы, словно страшный сон.
– Ну, первый блин всегда комом, – усмехнулась темнота. – Если не пробовать, то ничего и не выйдет.
Кровать скрипнула, принимая на себя двойной вес. По моему лицу мазнула тяжелая коса, влажные, полные губы коснулись моих. Мелькнула у меня запоздалая мысль о той, что осталась в московском Кремле, куда я, собственно, и еду. Мелькнула – и пропала. Права Варвара. Все мужики за редким исключением становятся дикими мутантами, когда красивая девчонка тащит их в койку.
И я – не исключение.
* * *
Хилый, бледный солнечный луч мазнул по глазам, похоже, атаковав мои веки на последнем издыхании. Но мне этого вполне хватило, чтобы проснуться.
В комнатке стало лишь немногим светлее, чем ночью – слишком крохотным было оконце под потолком. Но все-таки я разглядел новый камуфляж, висящий на спинке стула, нехилый ломоть хлеба на столе, кусок сыра, слегка помятую алюминиевую кружку и натовскую аптечку.
Варвары нигде не было, также на стене отсутствовали меч и винтовка. Намек прозрачный – перевязывайся, ешь, пей, одевайся и выметайся. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. И вряд ли может остаться. Она ж ясно сказала, для чего я ей нужен. Черт, не очень приятно чувствовать себя пластырем, который я сейчас отодрал от груди. Использовали, скомкали, выкинули. Хотя, если разобраться, скорее всего это было все-таки взаимовыгодное соглашение. Я переночевал с максимальным комфортом и удовольствием, перевязался, покушал. А девчонка получила то, что захотела получить. Как она сама выразилась, сделала все сама. Часто встречающаяся ситуация в жизни. Встретились люди, использовали друг друга, и выкинули из своих жизней – как в моем мире говорят, «разошлись». Интересно, только у меня после этого какой-то неприятный осадок в душе остается, или у других так же? А ведь при этом знаем, на что идем, знаем, что потом какое-то время немного не по себе будет – но все равно идем, травим себя чувствами, словно дешевым алкоголем, а потом мучаемся похмельем…
Такие вот мудрые мысли о человеческих взаимоотношениях не мешали мне методически уничтожать нехитрый завтрак, после чего сделать вдумчивую, основательную перевязку. За ночь мои раны неплохо так подзатянулись, без видимого воспаления и признаков нагноения. Что ж, похоже, повезло, могло быть гораздо хуже.
С камуфляжем мне свезло во второй раз. Новая «флора» – что куртка, что брюки – оказались немного свободными, но это то, что я предпочитаю. В нашем деле не надо, чтобы форма «сидела по фигуре» как влитая. Лучше чтоб не стесняла движения, а как оно там «сидит» – это для городских пижонов моего старого мира, к которым война или Зона никогда не стучались в двери.
Мешочек с золотом, который я прихватил с собой, лежал на куче моего старого, драного и окровавленного барахла, сваленного в углу. Из того мешка я отсчитал две золотые монеты и положил на стол. Не люблю быть должным. Даже если Варвара и обидится, надеюсь, к тому времени я буду уже далеко.
Покончив с завтраком, перевязкой и переодеванием, я пристегнул «Бритву» к поясу и вышел за дверь.
Коридор общежития был пуст – видимо, обитательницы здания успели разойтись по своим делам. Ну и хорошо, не люблю, когда шушукаются за спиной. Теперь бы найти свое оружие, разобраться с патронами, бензином и провиантом – и можно сваливать из Новгорода, если, конечно, скведы вновь не придумали какой-нибудь пакости.
С такими вот мыслями шагнул я за порог общаги – и нос к носу столкнулся с человеком в мешковатом черном балахоне. Лицо человека скрывал глубокий капюшон. Монах что ли? Или киллер подосланный?
Пока я прикидывал, что мне делать – вежливо посторониться, или невежливо зарядить подозрительному субъекту носком «берца» в область паха – странный тип поднял руку, откинул капюшон… и оказался новоиспеченным новгородским князем, видимо, замаскировавшемся и свалившем от навязчивой свиты. Кстати, надо отметить, что на меня Никифор смотрел как на врага народа. И я как-то сразу догадался почему.
– У Варвары ночевал? – хмуро осведомился князь.
Я промолчал. Не люблю мусолить свою личную жизнь с кем бы то ни было – даже если это и не совсем она, а просто случайное стечение обстоятельств.
– Понятно… – произнес Никифор, мрачнея на глазах, хотя казалось, что дальше уж некуда. – И почему она тебя выбрала? Не пойму…
– Такая уж девушка, – ответил я. – Меня в мутанты определила, тебя – в князья. Женщины всегда лучше чувствуют, кто есть кто на самом деле.
– Ты это, вот что, – сказал Никифор, хрустнув кулаками. – Из Новгорода уезжать не передумал?
– Не передумал, – отозвался я. – Только с бензином проблемы. А также с оружием, патронами, провиантом и питьевой водой.
– Иди за мной, – резко бросил князь, разворачиваясь на сто восемьдесят и быстрым шагом спускаясь с крыльца.
Я спорить не стал. И спрашивать, куда идем – тоже. По-любому, варианта два. Или на склад, продолжать прерванный торг, или в укромное место, где коварного мутанта, то есть меня, поджидает удар сзади по затылку, либо нож под ребро. Судя по металлу в голосе, Никифор за ночь уже успел освоиться с должностью, а любая власть не терпит конкуренции ни в чем, включая дела сердечные.
Но оказалось, что я ошибся в своих предположениях.
За углом здания в глубокой тени припарковалась мощная рессорная телега, запряженная двумя турами. На облучке телеги сидел Степан, а позади него стоял мой байк. Понятно. Погрузили мотоцикл и привезли в то место, о котором доложили вездесущие видоки. Причем привезли тайно, видимо, потихоньку улизнув от свиты. Почему? Все просто. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Еще один уже очень непрозрачный намек насчет того, что пора мне выметаться из Кремля. По-хорошему. Ибо стоит взглянуть на Никифора, и уже ясно – может быть и по-плохому. Ну да, удивляться нечему. Из-за женщины и закадычные друзья, и родные братья порой друг другу глотки рвут. Что уж тут говорить о случайном знакомом.