– Ну и что с того, что молоточком? Работа хорошая, люди деньги несут, у кого нет – платят, кто чем богат. Я ни от чего не отказывался. Получалось хорошо, даже монетки копить начал, думал, через пару лет смогу жениться.
– На карлице, что ли? – усмехнулся Бурраш.
– Ну ты скажешь тоже! Карлица – человек, а мне нужна глинпа. В Йоншире, между прочим, свои гномы имеются, из очень хорошего рода. Из Бинда-Хорвардов. Слыхали про таких?
– Да откуда нам про гномов знать? – сказал Рони, покачиваясь в седле между двумя мешками Ламтака.
– Это да, – согласился тот. – Кстати, Рони, ты подрос, стал шире в плечах!.. А уж колотушкой как машешь – одно загляденье!..
– Спасибо, Ламтак, – смутился Рони.
– А ты, Мартин, такой опасный. Если бы ты мой ремень так смял, я бы, пожалуй, тоже испугался.
Мартин улыбнулся, но Ламтак был совершенно серьезен.
– Ладони у тебя небольшие, пальцы длинные, как у дворянина какого-нибудь, откуда только сила берется? А вот башмаки скверные, пьяный, видать, башмачник был, козелок, вон, подшит недавно, а уже поехал. Мы как на место прибудем, я тебе козелок перешью и носки вытяну, совсем другой вид у башмаков будет.
– Спасибо, Ламтак.
– Пожалуйста. А куда мы идем-то, в какое местожительство, Бурраш?
– В Пронсвилль.
– Опять?
– Что значит опять?
– В прошлый раз тоже шли в Пронсвилль.
– Прошлый раз так вышло, а в этот раз у Мартина с Рони там дом просторный имеется. И вообще, Ламтак, ты стал болтливым.
– Это ты меня разговорил, кочка болотная. А в городе я молчал как рыба, даже гвозди не называл.
– Как это не называл? – удивился Мартин. – Как же ты обходился?
– Не называл, и все. Клиент говорил: вбей сюда два гвоздя, подметка уже дышит. А я ему говорю – ага. И все. А сейчас я и вправду разболтался, но это потому, что давно вас не видел, а еще потому, что башмачник. Вот если бы был кузнец или того хуже – ювелир, тогда конечно, следовало бы помолчать. А башмачнику чего молчать? Я на войне столько лет молчал.
– А почему на войне молчал? – не понял Рони.
– Потому, что в бою орал, а после боя ел и спал.
Рони с Мартином посмотрели на Бурраша, ведь он тоже был солдатом.
– Да, Ламтак прав. Так на войне и было.
Какое-то время Ламтак молчал, видно было, что он заново переосмысливает свое теперешнее положение.
– Значит, опять воевать поедем? – спросил он, когда они отошли от города на приличное расстояние и впереди стали вырисовываться пологие склоны старых известняковых гор.
– Мартин предложил хорошее дело, – сказал Бурраш.
– Деньги платить будут?
– Еще какие.
– И какие же?
– Мартин сказал, что по пятьсот золотых на нос.
– Ох ты!.. – воскликнул Ламтак и покачал головой. Еще какое-то время они шли молча, сторонясь и пропуская возы, шедшие в город. Потом попили воды, передавая друг другу кожаный бурдюк. Ламтак тоже выпил, а потом сказал:
– Должно, без колдовства здесь никак не обойдется.
– Это ты о чем? – спросил Бурраш.
– О том, что за просто так – мечом помахать – таких денег не заплатят.
– И что, откажешься?
– Нет, не откажусь. Мне деньги нужны, я жениться хочу.
– А к старому хозяину-гному не хочешь вернуться? – спросил вдруг Рони.
Ламтак посмотрел на него, но не ответил, еще раз проворачивая в голове этот вопрос.
– Нет, не хочу, – сказа он наконец. – Я буду напоминать ему о плохом, и он меня прогонит.
– У вас так принято?
– У всех так принято. Так что же мы будем делать в этом вашем Пронсвилле?
– Будем защищать заказчика, будем ловить шнырей, – начал перечислять Бурраш. – И искать шкатулку, которую у него украли.
– Всего и делов-то? Что-то не верится.
– Наверное, придется поехать на запад, – сказал Мартин.
– И далеко? – уточнил гном.
– Очень далеко. Возможно, ближе к Змеебаду.
– Вот это да, – снова произнес гном и покачал головой. – Так вот за что золото дают?
– Именно за это, – в тон гному сказал Бурраш.
– В таком случае нам пора забирать влево, вон по той дороге, – заметил гном, указывая на пыльную глубокую колею, по которой, можно было не сомневаться, в город возили камень на ломовых телегах.
– В каменоломню, что ли? – удивился Рони.
– Нет, мы пойдем дальше, в деревню. Там хороший постоялый двор, и оттуда прямая дорога к перевалу. Мы же к перевалу пойдем?
– Да, – кивнул Бурраш. – И Ламтак прав, пора нам отдохнуть, а то мы с раннего утра топаем, а ведь намеревались, гном, у тебя перекусить.
– Так и я хочу передохнуть, на крыше сидеть было очень неудобно, да и палками меня изрядно поколотили. Я уже забыл, когда меня так били в последний раз.
– На войне? – уточнил Рони.
– Не только. А что это у тебя в мешке выпирает, будто арбалет?
– Это и есть арбалет. Показать?
– Обязательно покажи. Я к кавалерийским машинкам очень большое любопытство имею. Вот пехотные не люблю – большие, грубые, а кавалерийские – другое дело.
Рони достал оружие и подал гному, который при виде такой редкой модели пришел в восторг.
– Два лука, да еще стоячие!
– Мачтовые, – поправил гнома Бурраш.
– Ну да! Я и говорю! Это ж какая работа тонкая, а? – продолжал восторгаться Ламтак, поглаживая оружие, проверяя натяжение тетивы и годность спусковой планки. – А это что?
Он вынул из закладки один из граненых болтов и снова восхищенно зашипел и зачмокал, как будто его угостили какой-то сладостью.
– Это же змеиное жало, честное слово! От такого болта никакая кольчуга не спасет, а, Бурраш?
– Да, коварная машинка, – подтвердил тот.
– А вы это заметили? – спросил Ламтак, нюхая кончик болта.
– И что там? – спросил Рони.
– Красный яд. Его из муравьев вытягивают и мажут наконечник. Насмерть он не отравит, но жжет так, будто железо каленое приложили.
– Я о таком раньше даже не слыхивал, – признался Рони.
– Ты не слыхивал, а меня раз в арьергарде так веником отделали, что потом чуть шкура с рук целиком не сошла, – сказал Бурраш.
– Веником? – не понял Рони.
– Веник, – начал объяснять Ламтак, – это держак, как у полуторного копья, а на конце связка веревок или кожаных полосок с навязанным на них железом. Такой штукой пехота по построениям хлещет, чтобы противник строй потерял. Это, я вам скажу, та еще забава. – С этими словами Ламтак вернул Рони арбалет и спросил: – А где ты такую машинку добыл? Неужели с Мартином сложились? Она больших денег стоит.