– С чего это? – возразил тот.

– С того, что я могу начать рвать вас голыми руками, и это будет очень страшно.

– Ой, как ты нас напугал! – презрительно скривился главарь и сплюнул под ноги кровавой слюной. – Хотел бы я на это посмотреть!..

– Смотри, – сказал Мартин и достал из-за пояса серебряный терций. – Я отдам его тебе, если вы сейчас же уйдете…

Сказав это, Мартин проделал с серебряной монетой тот же фокус, как и с ливром в доме купца Овцера, и, разомкнув побелевший кулак, показал всем смятое серебро.

– Лови! – крикнул Мартин и бросил главарю смятую монету. Тот поймал ее, рассмотрел, не скрывая изумления, потом посмотрел на Мартина и опустил руку с ножом.

– Ладно, – сказал главарь. – Сегодня мы уйдем, но завтра вернемся.

После этих его слов бандитское войско стало собирать раненых и, бурча под нос ругательства, направилось вон из тупика.

30

Бандиты прихрамывали и тяжело переваливались, некоторых вели под руки – те едва стояли на ногах. Это было похоже на отступающую армию, однако Ламтак сказал:

– Это еще не победа, сейчас стражники прибегут.

И он оказался прав – послышался лязг доспехов, и из-за угла выбежала целая дюжина стражников с алебардами. Выглядели они очень решительно, а командовал ими широкоплечий сержант в дорогом плаще, какой не купишь за обычное жалованье.

– Если мы начнем с ними драться, нам из города не выйти, – сказал Бурраш. – Прибежит подмога. Может, предложишь им денег, Мартин?

– Попробую, – кивнул тот и, отдав дубинку Рони, поспешил навстречу стражникам.

Выглядел Мартин миролюбиво, поэтому они невольно перешли на шаг, а потом и вовсе остановились после того, как остановился шедший первым сержант.

– Добрый день, ваша милость, – негромко произнес Мартин, останавливаясь в одном шаге от сержанта, который смотрел на него с неприязнью.

– Для тебя не очень добрый, прохвост! Командуй своей банде, чтобы бросали оружие и сдавались, иначе я прикажу зарубить вас!..

– Давайте решим вопрос миром, сержант, я дам вам три терции серебром, и мы мирно расходимся.

– Я взяток не беру! – звонко ответил сержант, полагая, что, арестовав чужаков, и так получит все их деньги.

– А если подумать?

Мартин схватился одной рукой за древко алебарды, а второй за огромную ременную пряжку сержанта и смял ее с еще большей легкостью, чем монету. Потом убрал руки и миролюбиво улыбнулся потрясенному сержанту, который рассматривал остатки пряжки, служившей одним из символов его начальственного статуса.

– Итак, пять серебряных терций, сержант. Это хорошее предложение.

Сержант судорожно сглотнул и посмотрел на Мартина, который теперь смотрел на него совсем не приветливо.

– Я мог вас где-то видеть?

– Только если служили в Угле.

– Вы служили в Угле? – удивленно спросил сержант.

– Я сидел там.

– Но… в Угле сидят бессрочно и более…

– Более трех лет никто не выживает, но я провел там двадцать и научился этому фокусу с вашей бляхой.

– Я… я должен собраться с мыслями, – сказал сержант. Потом покосился на своих подчиненных и снова повернулся к Мартину. – Дело в том, что у нас есть сигнал на этого гнома… И этот донос никуда не денется, он зарегистрирован у городского полицайпрокурора.

– Но если этот гном исчезнет до вашего прихода, прокурор ничего не сможет вам предъявить.

– А он исчезнет?

– Это я вам гарантирую, через час его здесь не будет, – сказал Мартин, незаметно передавая сержанту серебро.

– Ну, раз вы говорите, через час, то мы вернемся через два, – пообещал сержант.

– Приятно было с вами познакомиться, сержант.

– А мне с вами. Счастливого пути.

31

Не успел Мартин распрощаться с сержантом, как Ламтак бросился к двери своей каморки, вскрыл ее хитрым кривым ключом и, ворвавшись внутрь, стал срывать половицы, под которыми, как оказалось, было сложено все его богатство. Рулоны кож, ножи, молотки, клещи, колодки, клей и еще много чего, что поместилось в два огромных мешка, каждый из которых был выше самого Ламтака. Однако он лично выволок их на порог, Рони подогнал мула, и они вдвоем мигом увязали поклажу. Теперь все было готово к отъезду.

– Ну и что у вас тут за ссора приключилась? – спросил Бурраш, когда они вышли из тупика на открытую улицу.

– Я отказался платить им налог сверх королевского и городского.

– Да неужто бандиты здесь башмачников данью обкладывают?

– Нет, не обкладывают, – ответил Ламтак после паузы, потом снял шлем и отдал Рони, тот положил его в один из мешков.

– Значит, ты их чем-то разозлил?

– Чем-то разозлил.

– Давай уже рассказывай, зря, что ли, мы за тебя впрягались, пенек старый? – потребовал Бурраш, и Ламтак, слегка оттаяв, заулыбался, поглаживая бороду.

– Чего привязался, оглобля? Ну, хорошо, скажу. Они на рынке над карлицей издевались, а я заступился.

– И с этого все началось?

– Еще не с этого. Я их побил крепко, потом они привели еще десять бандитов, я и их побил. А когда они привели стражников, я незаметно убежал.

– И с этого все началось?

Ламтак вздохнул, все слова из него нужно было тянуть клещами.

– Нет, все началось, когда я их снова побил, когда стражники ушли.

– А зачем снова побил? Тебе показалось мало?

– Им показалось мало! – возразил Ламтак. – Они опять стали карлицу пеньком обзывать.

– Пеньком?!

– Вот именно. Я-то солдат, меня таким словом не проймешь, а она – плакала.

Так, за ничего не значащим разговором, они вышли из центрального города, миновали шумный район между двумя стенами и, наконец, оказались в пригороде, где не было мощеных улиц, а только пыль, конский навоз и длинные вереницы обозов. Тут Ламтак остановился и, повернувшись, взглянул на высокие городские стены.

– Спасибо тебе, Йоншир, за то, что кормил меня, – сказал он. – Может, еще свидимся.

– Ты бы лучше нас поблагодарил, что вовремя подоспели, – заметил Бурраш.

– Это, конечно, подоспели в самый раз. Но я на этой крыше с утра сидел, между прочим.

– Ну, извини, если бы знали, пришли скорее, однако мы к тебе по делу.

– По какому?

– По хорошему. Нам компаньон нужен, старый проверенный товарищ.

– Опять драться?

– А хоть бы и драться. Ты, как я гляжу, это дело вовсе не забыл, хоть и тюкал целый год одним молоточком.