– Барий, криптон, – желчно проговорил про себя Хозяин. – Ближе к делу, товарищ инженэр… – Может быть, раздражение было вызвано тем, что ужасно хотелось курить, а Вовси табак вовсе запретил. Иосиф Виссарионович вздохнул, взял в руки трубку и принялся её разглядывать.
– Прав был Владимир Ильич, когда писал, что электрон так же неисчерпаем, как атом, – глубокомысленно вставил Молотов.
Вождь заметил, как по лицу губастого скользнула ироническая ухмылка. Правильно, какого… ты, Вячеслав, суёшься со своим Ильичем, хочешь показаться самым умным?
– 24 апреля 1939 года в высшие военные инстанции Германии поступило письмо профессора Гамбургского университета Пауля Хартека, в котором указывалось на принципиальную возможность создания нового вида высокоэффективного взрывчатого вещества, – продолжал бубнить Берия. Однако теперь речь шла о чем-то реальном, и Сталин стал слушать внимательно. – В нём говорилось: «Та страна, которая первой сумеет практически овладеть достижениями ядерной физики, приобретёт абсолютное превосходство над другими». Письмо Хартека было передано физику Курту Дибнеру из научного отдела Управления армейских вооружений. Дибнера освободили от выполнения всех побочных работ и поручили ему заниматься только вопросами ядерной физики, создав для этого специальное отделение. 26 сентября 1939 года Управление для рассмотрения вопроса о способах создания ядерного оружия собрало специалистов-физиков Пауля Гартека, Ганса Вильгельма Гейгера, Вальтера Боте, Курта Дибнера, а также Карла-Фридриха фон Вайцзеккера и Вернера Гейзенберга. На совещании было принято решение засекретить все работы, имеющие прямое или косвенное отношение к урановой проблеме. Программа получила название «Урановый проект», по-немецки Uranprojekt Kernwaffenprojekt. Общий контроль над всеми научно-исследовательскими, политическими и материальными направлениями развития германского атомного проекта осуществлял главнокомандующий сухопутных войск рейха генерал-фельдмаршал Браухич.
«Так, – медленно, чтобы не пороть горячки, рассуждал Вождь. – Особое отделение в Управлении вооружений. Контроль возложен на Браухича. Похоже, немцы к этой цепной реакции отнеслись всерьёз. Если, конечно, это не дезинформация. Что такое цепной пёс, знаю. Что это за цепная реакция, не понял. Пока. Надо будет, разберусь. Товарищ Сталин и не с такими вопросами разбирался».
– Послушайте, товарищ Берия, разъясните всё-таки, как из этого урана-криптона получается бомба, – остановил докладчика Сталин. – И какой она может обладать мощностью?
– По данным нашей разведки, разработанная немцами атомная бомба называется «Zerlegungsbombe» («распадающаяся бомба»). В ней используется так называемая «имплозионная» схема, в которой пористая сфера из высокообогащённого урана-235, массой около 5 килограммов, пропитанная дейтеридом лития-6, подвергается мощному обжатию при помощи взрыва специального химического заряда из пористого тротила, пропитанного жидким кислородом. Это в два с половиной раза мощнее, чем литой или гранулированный прессованный тротил. Масса химического взрывчатого вещества, использовавшегося в германских атомных бомбах, по сведениям источников, составляла около 1 тонны.
Жуков переглянулся с Шапошниковым и пожал плечами. «Тоже мне невидаль, тонная бомба, – было написано на лице министра. – Стоило ради этого огород городить».
Лаврентий Павлович заметил пантомиму, иронически усмехнулся и поправил пенсне.
Сферическая имплозия, или, иными словами, «взрыв внутрь», позволяет в несколько раз сжать объём обогащённого до 15 % металлического урана и достигнуть давления в эпицентре несколько более 10 миллионов атмосфер. Таким образом, мы получаем «надкритические» параметры, позволяющие осуществить собственно ядерный взрыв. Так как общий КПД расщепления ядер урана-235 в подобном устройстве не превышает 1–2,5 %, то мощность такого ядерного взрывного устройства находится в диапазоне от 90 тонн в тротиловом эквиваленте до 135 тонн.
Губошлёп поискал глазами бумагу и карандаш, чтобы что-то записать, не нашёл, взъерошил волосы и принялся водить пальцем по столу, что-то бормоча себе под нос.
Все замерли, только Хозяин тихо спросил:
– А сколько весит сама бомба?
– По расчётам, около двух тонн, товарищ Сталин.
– И сколько таких бомб уже есть у Гитлера?
– Ни одной, товарищ Сталин.
Вождь удивлённо поднял глаза на заместителя председателя Совнаркома:
– Тогда что мы собрались обсуждать?
– Я всё сейчас объясню, – не спеша проговорил Берия. Видно было, что он приближается к моменту какого-то своего торжества. – Если собирается определённое количество урана – критическая масса – самопроизвольно начинается цепная реакция, взрыв. Чтобы этого не допустить, чтобы заряд сработал тогда, когда нужно нам, критическая масса должна быть разделена на части, прослоена тормозящим веществом. Оно называется «тяжёлая вода». Немцы завозят её из Норвегии, и получать её сложно и дорого. Потому создать ядерную бомбу им пока не удаётся. – Докладчик сделал паузу и, уже не скрывая торжества, добавил: – Докладываю, товарищи, что нам удалось найти способ быстрого и дешёвого получения этого тормозящего компонента. Поэтому создать сверхоружие мы можем раньше, чем Гитлер.
Сталин заинтересованно поднял глаза на Берию.
– Это вы такой способ изобрели? – ядовито спросил Молотов.
– Не я, – с достоинством парировал нарком внутренних дел. – Но я спас от ежовских палачей человека, который сумел придумать такую технологию.
– Наверное, будет целесообразным вернуться к этому вопросу позже и в расширенном составе. Пригласить учёных, военных, руководителей некоторых отраслей промышленности. Чтобы получить объёмную картину того, как может изменить ситуацию это ваше новое оружие, товарищ Берия, – завершил Сталин. – Вы согласны, товарищи?
Товарищи закивали.
Вновь назначенного комфронтом встретила на вокзале группа командиров. Все были одеты в шинели без знаков различия. «Секретность соблюдаем», – подумал Марков и порадовался, что не вышел из вагона при полном параде.
Первым сделал три шага вперёд и старательно козырнул небольшого роста чревастый – даже просторная шинель не могла скрыть объёмистое пузо.
– Генерал-лейтенант Глыбо Вениамин Захарович. Начальник штаба фронта.
Поданная рука оказалась холодной и потной. На творожно-белом лице алел бесформенный пористый нос и оловянно глядели глаза.
«Неужто алкоголик, – брезгливо подумал комфронтом. – Вот повезло – как утопленнику».
Следующим шагнул к Маркову молодой, на вид лет двадцати восьми – тридцати, ладно скроенный мужчина.
– Старший майор госбезопасности Габрильянц Валерий Хачикович. Начальник управления Особых отделов фронта. – Его рукопожатие оказалось крепким, уверенным. А ослепительная улыбка на узком, носатом – что называется, один профиль, не физиономия, а отточенное лезвие – лице вызывала доверие и желание усмехнуться в ответ.