В паре мест, правда, воды нет – например, если зайти со стороны формовочной. Зато, как на заказ, именно там разлеглись особо роскошные «комариные плеши». Таким образом, перекрыты практически все подступы к кирпичному цеху.
С плиточным или керамзитовым таких сложностей не возникло бы, однако не люди выбирали, куда сунуть одну из легенд Зоны.
– Куда ж мы премся? – пробормотал я. Эйнштейн услышал:
– Не бойся, пройдем. Увидишь.
Из «воды» торчали камни, обломки бетонных блоков, деревянные поддоны, даже доски – вот по ним мы и пошли, перескакивая с одной такой кочки на другую. Не знаю, как других, а меня страх сделал в этот момент невероятно координированным. Боялись, конечно, все, кроме Скарабея. Чего боялся этот мальчик, я до сих пор не понял. Так и скакали мы с островка на островок, медленно, но верно приближаясь к цели нашего путешествия, пока я не задался вопросом: почему, собственно, «кочки» не плавятся в термоклине? Ладно, камни и бетон, но – дерево, доски?!
– Вот! – обрадовался Эйнштейн. – Все-таки ты на редкость сообразительный парень.
Тут и островки закончились – он остановился на последнем. Дальше разливалась перед нами сплошная водная гладь.
– Видишь ли, дружок, термоклин здесь не сплошной, – объяснил мне Эйнштейн. – Полосами он, с разрывами. Их здесь, собственно, несколько, этих «пастилок».
– Так мы по тропе идем? – опять проявил я сообразительность. – Под нами нормальная вода?
Сволочь ты, босс, подумал я. (Надо было вслух это сказать.) Я же чуть не обделался, когда разок промахнулся и нога поехала со скользкого блока…
– Найти брод было непросто, – откровенно хвастался Эйнштейн. – Однако мы это сделали. Незабвенная троица: Антисемит, Пинк Флойд и Живчик. Ну а в помощь нам – стадо безымянных дураков, которые пали в этой воде, обозначив границы тропы…
Он продолжал рассказывать – про то, что раньше, в незапамятные времена, здесь были отчетливо видны «вешки», оставшиеся от вышеупомянутых дураков, скудные ошметки, лежавшие на поверхности и не уходящие вглубь, – волосы, спички, кусочки синтетических тканей; но, как мы хорошо видим, давно уже ничего этого не осталось, так что линия тропы хранится только в нескольких головах, например, в его, Эйнштейновой голове. Ну и, наверное, на карте, которую когда-то нарисовал Живчик, имевший художественные задатки… Говорил он, присев на корточки и всматриваясь в стоячую жижу. Потом бесстрашно ступил с поддона, на котором до сих пор стоял, непосредственно в воду. И ничего не случилось.
– За мной, – сказал он.
Шел медленно, вглядываясь вниз. Объяснил, что цвет воды, под которой лежит термоклин, чуть отличается от нормальной, хотя, на мой взгляд, она везде была просто черная, и все. Разная чернота, сказал он. Так и дошли до цеха – по плавной дуге. Как Эйнштейн ориентировался без «вешек», как он находил единственно безопасный путь, бог весть. Главное, без него обратно будет не вернуться, факт.
Цех – это огромный спичечный коробок из железобетона, положенный плашмя, длиной не меньше ста двадцати, а шириной примерно шестьдесят. В ярдах, конечно, к метрам я пока не приноровился, хотя пересчитать могу, если надо. Внизу по стене шло ленточное остекление – длинное такое окно, разделенное перемычками на ячейки. Без рам. В ячейке, к которой вывел нас босс, стекло было разбито, а к стене приставлен фрагмент арматурной сетки. Цепляясь за ржавые прутья, мы влезли в окно. Эйнштейн не преминул заметить, что арматуру здесь предусмотрительно положили те самые великие сталкеры-первопроходцы, о которых он уже имел честь напомнить публике.
Попали мы на производственные площади, в высоченный ангар с конвейером, который занимал большую часть цеха. И потопали вдоль ленты транспортера – в порядке, обратном технологическому циклу: от камеры обжига к сушильне и формовке. Эйнштейн вел нас к началу ангара, что было совершенно логично. Никаких душевых непосредственно в цеху нет и быть не может. Кое-где в углублениях синел «ведьмин студень», играя жутковатыми язычками холодного пламени. Ловушек не было или я их просто не видел, доверившись опытному проводнику. Правда, и чувства мои молчали. Крепла уверенность, что опасность осталась по ту сторону бетонной стены.
Трехэтажное здание, предназначенное для людей, было пристроено к цеху, полностью соответствуя и по высоте, и по ширине. К спичечному коробку цеха примкнули половину коробочки, разделенную на этажи, и получили один общий комплекс с общими стенами. Там обретались инженеры, технологи, администрация, там же располагались и бытовые помещения для простых работяг. Внизу столовая. Очень вероятно, когда-то работал еще и магазинчик по продаже заводских изделий…
– Нам на третий этаж, – сообщил Эйнштейн.
– Разве бытовочная не на втором? – спросил я. – Душевая – в бытовочной.
– Откуда знаешь? – заинтересовалась Горгона.
Я бы мог сказать ей, что всего лишь прочитал об этом в Сети, что изучал планы кирпичного завода и что я вообще многое знаю, чего и не снилось ее мудрецу Лопате, но промолчал. Решил не дразнить Эйнштейна, который считал, что чем больше читаешь, тем глупее становишься. Тем более босс мне тоже не ответил, страшно был сосредоточен. Почему нам нужно на третий, осталось без объяснений. Ну и ладно. Нужно – оно и есть нужно.
Однако вот так просто подняться на последний этаж нам с ходу не удалось. Услышали с лестницы странные звуки: что-то гремело и падало, а еще отчетливо раздавались… чьи-то вопли!
– Это любопытно, – констатировал Эйнштейн и оглядел нашу компанию. – Посмотрим или есть возражения?
Лопата демонстративно дослал патрон.
– Ага, возражений нет. Тогда в эту дверь, господа…
Второй этаж целиком занимала бытовочная. Перед ней был тамбур с несколькими выходами – в прачечную, в туалеты, еще куда-то. Стояли автоматы, продающие вафли, печенье, шоколадки, напитки. Были даже автоматы с газированной водой. Мы осторожно просочились в этот тамбур. Грохот и крики шли потоком из зала. «Приколю, как мух! – орал кто-то густым басом. – Суки! Вы меня не знаете!»
Гадостно-приторно несло мертвечиной.
– Всем стоять! – бросил Эйнштейн, подняв руку, как шлагбаум. – Ни шагу дальше!
И заулыбался, чуть не засветился от удовольствия.
Мы остановились перед широким входом в зал с рядами индивидуальных шкафчиков, похожих на высокие стальные пеналы. Там рабочие переодевались и шли в цех, там они после смены кое-как приходили в себя. У каждого была строго своя ячейка – неприкосновенная, закрытая на замок. Плюс много скамеек. И общая душевая. Штат состоял человек из пятидесяти-семидесяти, причем, судя по всему, только из мужчин, женщин в цеху не было, вот такое чисто мужское предприятие, так что бытовочная не разделялась на комнаты по половому признаку.
Сейчас в этих чертогах хозяйничал некто непонятный.
А еще – в изобилии валялись истлевшие человеческие останки, мощи всех видов, от отдельных костей до целых скелетов. Лежали вдоль стен и тела, одетые и раздетые, некоторые явно недавние, судя по вони и по тому, как их разнесло.