— Отставить! — командным голосом рыкнул Ермолов, моментально прекращая этот ходячий цирк. Капитан усиленно хмурил брови, всеми силами борясь с рвущейся на лицо улыбкой. Уж больно потешно выглядел Скальд, оттанцовывая со спущенными штанами какой-то неизвестный папуасский танец.
— Есть, — взвизгнул парень, вытягиваясь в струнку.
Избавившись от препятствия в виде непрерывно дрыгающихся коленей, камуфлированные штаны его окончательно скатились на землю, открыв миру бледные до белизны худые ноги. Коротко прыснув, прапорщик вернул на лицо серьезное выражение и, опасливо поглядывая на покрасневшего командира, отвесил Кириллу подзатыльник.
— Портки подтяни, срамота! — Дождавшись, пока суетящийся парень справится с толстым солдатским ремнем, он продолжил: — Что тебя там так напугало, девица ясная?
— Там Док, — тихо и как-то жалобно прошептал Скальд.
— Показывай, — пробасил Чугун, нахмурившись.
Продравшись сквозь корявые цепкие ветви деревьев, отряд столпился на небольшой полянке. Говорят, смерть приходит в разное время. Кого-то застает в постели, кого-то прямо на ходу. Кто-то умирает медленно, мучая и себя, и окружающих, а кому-то везет получить билет на экспресс «Царство Морфея — Тот свет». Некоторых Костлявая даже красит — стирает морщинки страдания и беспокойства, приносит покой. Только все эти прелести явно не касались висящего на дереве тела.
— Снимите его, — тихо проговорил Ермолов.
Стараясь как можно реже смотреть на посеревшее, будто обтянутое пергаментом, лицо, на вывалившийся язык, на заломившуюся под непривычным углом шею, солдаты сняли труп друга с дерева. Окоченевшее тело никак не хотело выскальзывать из хватки ременной петли.
— Антон, — прошептал Николай, обращаясь к прапору. — Если мне не показалось, у него в руке что-то зажато.
Чугун молча кивнул и подошел к лежащему на земле телу. После недолгой борьбы с застывшими пальцами ему удалось вытащить из ледяной ладони тетрадный листок. Пробежав глазами по строчкам, он так же молча отдал предсмертное письмо командиру и ушел в сторону разбитого лагеря.
У солдатского костра сидел Вик и что-то тихонько рассказывал укрытым одеялом носилкам. Подойдя ближе, прапор заметил, что с земли ему улыбается пришедший в сознание Андрей.
Перед глазами Чугуна все еще стояли дрожащие строчки письма.
«Старшие, ребята, простите меня…»
— Кушать хочется… — жалобно протянул Кирилл, поглядывая на копошащегося у костра Медведя. — Мяска бы. Жареного, да с лучком, МММ…
Под аккомпанемент урчащего желудка парень зачмокал губами.
— Сейчас бы свиной окорок. Жирненький, сочный. Впиться зубами, чтоб сок по подбородку потек, — он начал было жестами изображать, как именно стал бы есть деликатес, но тут же охнул, отхватив подзатыльник. — Ай, Сом, да за что?
— За дело, — спокойно ответил Медведь, не отрываясь от шаманства над котелком. — Душу не трави.
— Точно, Балалайка, — посмеивался Андрей, глядя на покрасневшего Кирилла. — Всем уже каша поперек глотки стоит. Но не идет зверь в силки: или мы с установкой косячим, или он тут слишком уж пуганный. Вот Док бы смог приманку какую…
Сом замолчал, не договорив. Бойцы разом погрустнели; даже неугомонный Кирилл перестал бухтеть и невидящим взглядом уставился в языки пламени. В тишине хруст сгорающих веток особенно сильно походил на выстрелы. На прощальный залп.
Они похоронили Костю, как полагается. На той же опушке, под тем же мертвым деревом. Стылая карельская земля открывала свое нутро солдатским лопатам медленно, неохотно. Будто сопротивляясь, не желая принимать в объятия такого молодого, еще толком не успевшего пожить парня. Он ушел добровольно, трусливо спрятавшись за Порогом от возможного наказания…
«Старшие, ребята, простите меня. Я нарушил клятву Гиппократа. Но что страшнее в разы, я едва не преступил главнейшую заповедь: “не убий”. Я хотел отомстить за брата… Это желание съедало меня изнутри, и все, что я делал до сегодняшнего дня, было только ради мести. Я не верю в Бога и потому не боюсь попасть в ад, или куда там отправляются грешники. Но уверен, что кто-то или что-то там наверху оберегает вас. Это Нечто послало Вика, чтобы остановить меня. И я ему благодарен, только вот… Сегодня Вик успел. Но кто даст гарантию, что завтра я не сорвусь вновь?
Не вините себя или Ермолова. Я сам виноват. Я слишком слаб. Так будет лучше для всех…»
Он был обычным парнем, с обычными, казалось, проблемами: девушки, еда и желание выжить. Зачастую немного хмурый и все равно так заразительно смеющийся. Слегка неуклюжий, еще нескладный, с постоянно красным носом. Костя был заботливым, хоть и неопытным, медиком, — всегда радел за здоровье парней; а вот собственный насморк никак не мог вылечить. Он так быстро стал хорошим другом, почти братом. А теперь… Его нет. Нелепость.
— Земля ему пухом, — тихонько проговорил Фрунзик, перекрестился и поцеловал нательный крестик.
— И все равно не верю, — вскинулся Кирилл, сжимая кулаки. — Не мог он сам повеситься! Кто угодно, но не Док!
— Тише, Балалайка, — проговорил Андрей, сжимая плечо напарника. — И я не верю. Но очень похоже на то: его действия, записка и… Кому вообще может прийти в голову подстроить самоубийство?
— Ты бы не делал выводов, Сом, — угрюмо отозвался Лис, вытягивая к костру ноги. — Пока ты в бессознанке валялся, мы тут успели с охотничком поближе познакомиться. Гюльчатай нехило темнит.
— Ты так говоришь, рыжий, будто я по собственной воле отлеживался. Чтоб спецом вас напрячь, — Андрей хмуро уставился на Лиса, теребящего золотую сережку в ухе. — Не знаю, как вы там знакомились. Да и не горю желанием знать. Только вот Вик мою тушку спас. На себе вытащил. Пока вы жопы за пределами деревни просиживали. Ха, ты бы видел, как он клинками машет. За каким хреном ему так с Доком напрягаться было?
— Слышь, Сом, когда ты молчишь, как рыба, нравишься мне гораздо больше…
Назревающую перепалку прервал громкий металлический звон. Кирилл случайно задел ногой подпорку котелка, и тот, ударившись о камень, покатился по земле, расплескивая воду. Парни повскакивали со своих мест, спасаясь от кипятка. Медведь ногой остановил посудину и через оттянутый рукав куртки схватил ее за ручку.
— Хорошо, кашу закинуть не успел, — вздохнул он, поворачиваясь в сторону деревьев. — Опять снег топить.
Слегка вразвалочку, как самый настоящий бурый медведь, парень потопал к краю поляны. А за его спиной смеющийся Лис уже схватил попискивающего Кирилла локтем за шею и тер кулаком его макушку.
— Балалайка, придушу засранца!
Атмосфера у солдатского костра мигом разрядилась. Ермолов с грустной улыбкой наблюдал, как дурачатся бойцы. Он сам попросил прапорщика особо в разборки парней пока не вмешиваться. Потеря друга была тяжелым испытанием для всех, и никакими лекарствами и уговорами она не излечивалась. Эту боль нужно просто пережить, переболеть ей, как ветрянкой. Жестоко, конечно, но со временем парням придется выработать иммунитет. Иначе не смогут стать настоящими солдатами, защитниками. Мужчинами. Взрослеть всегда тяжело. А пока… Пока они — всего лишь глупые мальчишки. Пусть дурачатся, болеют. Иногда плачут, иногда дерутся, иногда смеются. Пусть живут искренне, сердцем. Пока могут. У старших, к сожалению, так жить уже не получается.