— Ты где? У офиса? Еду! Ждите.
Хищник тем временем тщательно обследовал двор, вернулся и уселся на асфальт рядом с Катей. Вид у него был озадаченный.
Вот что ему удалось выяснить. На Карлссона напали трое. Карлссона ранили (Хищник уловил запах боли), но насколько серьезно — неизвестно. Затем затащили в большую машину и увезли. Кате и Лейке это показалось не очень правдоподобным. Скрутить могучего тролля, даже раненого, было не под силу и дюжине людей. Но Хищник был удивлен не этим. Из его речи можно было сделать вывод, что он знает нападавших (но, кто они, объяснить толком не может) и весьма озадачен тем, что они покусились на Охотника.
На этом дело застопорилось.
Взять след машины Хищнику было нетрудно, он проследил его вплоть до места, где джип выехал на проспект. Там след потерялся. Всё, что мог сообщить Хищник дальше: Карлссон жив.
Приехал Коля Голый. Подивился вместе с девушками силачам, которые скрутили тролля. И принялся за поиски собственными методами.
В одном из проходных дворов, через которые проехал джип, оказался офис какой-то крутой конторы. Перед входом светил фонарь, а над дверью имелась камера.
Путем уговоров (Голый соврал, что у него угнали машину) и мелкого подкупа Коля получил доступ к записи. И узнал марку и номера джипа. Теперь оставалось выяснить, кто его хозяин. Но с этим пришлось ждать до утра. Знакомый Коли, имевший доступ к базе данных, мог сделать это только из служебного кабинета, а рабочий день закончился час назад.
Коля отвез девушек и Хищника домой к Лейке и обещал позвонить, как только что-то узнает.
Потерял как-то спьяну могучий гном любимую кирку. Утром пошел искать: глядь, а рядом с киркой маленький тролль сидит. Ручку ее обгрызает.
— Это моя кирка, — говорит мрачный с похмелья гном.
— А чем докажешь? — интересуется тролленок.
— А вот мое клеймо, — показывает гном на ручку кирки… А нет клейма. Сгрыз мерзкий тролленыш.
— А вот как дам сейчас! — грозится гном.
— Ага! — радуется тролленок. — Отличная мысль! Давай так: кто кого сильней пнет — того и кирка! Только чур я первым бить буду!
Поглядел могучий гном на маленького тролля: тролль-то он тролль, да мелкий еще, хлипкий. А он — гном в самом расцвете. Ручищами железо плющит, ножищами камни дробит.
— Годится, — говорит. — Бей!
Тут его тролленок и пнул. Да так ловко, аккурат между ног.
Зашипел гном от боли, скрючился… Но ничего. Отдышался кое-как, разогнулся.
— Что ж, — говорит. — Теперь моя очередь!
— Ладно! — хихикает тролленок. — Сдаюсь. Твоя взяла. Забирай свою кирку.
«Рейнжровер» свернул с шоссе на лесную дорогу, выключил фары (темнота, как и раньше, ничуть не смущала его водителя), углубился в чащу метров на пятьсот и остановился.
— Гэндальф, Хьюки, за дело! — скомандовал водитель.
Его спутники проворно выскочили из машины, выволокли из багажника замотанное в пленку тело и потащили в заросли.
— Тяжеленький, однако, человечек, — пробормотал Гэндальф. Свободной рукой он отвел в сторону ветку, которая, распрямившись, чувствительно шлепнула по лицу пыхтящего сзади Хьюки.
— Чтоб тебе кирка на ногу упала! — сердито крикнул тот. — Гляди, что делаешь!
— Постараюсь, — проворчал Гэндальф, споткнулся о корень и едва не уронил сверток. Хьюки с трудом его удержал.
— Гоблин неуклюжий!
— Еще раз так скажешь, схлопочешь! — пообещал Гэндальф. Но они уже пришли. Прикрытая с четырех сторон соснами, в земле зияла свежая яма. Могильная.
— Прямо так скинем? — спросил Гэндальф.
— Ну ты совсем дурень! — сказал Хьюки. — В нем же топор Двалина. И карманы проверить не мешает. Да и рожу разбить. Мало ли найдут…
— В таком дурном месте даже искать не будут, — заявил Гэндальф. — Сюда ни один зверь не сунется, а людишки — и подавно.
Мощным рывком он разорвал пленку, внутри которой лежал убитый. Топор по-прежнему торчал у него из груди: оставленный в ране, чтоб кровь не хлестала.
Гэндальф ухватился за рукоятку.
— Погоди! — удержал его Хьюки. — Давай сначала карманы.
Наклонился над трупом… И тут произошло страшное.
«Труп» вдруг выбросил вверх руку и ухватил Хьюки за горло. Хьюки захрипел.
Гэндальф, надо отдать ему должное, не испугался, а немедленно пришел на помощь сообщнику, саданув по голове шустрого жмурика тяжеленным ботинком.
Результат оказался неожиданным. Толстая лодыжка Гэндальфа угодила в тиски. В следующее мгновение Гэндальф полетел вверх тормашками, а внезапно оживший покойник встал. Причем без особого усилия, хотя в одной руке у него был бьющийся полузадушенный Хьюки, а в другой — приподнятый за ногу, цепляющийся за кусты Гэндальф. Да, следует упомянуть еще и топор, по-прежнему торчавший у воскресшего из груди.
Бах! — голова Гэндальфа с треском ударилась о ствол сосны. Ее обладатель обмяк. Хьюки тоже обмяк, основательно придушенный.
Воскресший швырнул обоих киллеров на землю, взялся за рукоять топора. Лезвие с неприятным чмокающим звуком вышло из груди. Карлссон (а это был несомненно он) охнул и несколько секунд стоял неподвижно, пережидая боль.
— Еще хорошо, что до сердца не достал, — проворчал он, когда чуток полегчало.
Гэндальф зашевелился, приходя в себя.
— Лежать! — рявкнул Карлссон, опуская ногу на Гэндальфову спину. Качнул разок топором, примериваясь к весу, и замахнулся, намереваясь отделить Гэндальфову голову от шеи.
— Не надо этого делать! — На тропе стоял Двалин, держа двумя руками большой блестящий револьвер.
— Ты еще постреляй в меня, наглый дварф! — прорычал Карлссон, поднимая топор. — И мы поглядим, кто быстрее очухается: я с твоими глупыми пульками или ты — с твоим же топором в желудке!
— Мои глупые пульки валят медведя! — заявил Двалин. — Но ты, однако, не медведь, так что я признаю свою ошибку, огр. Мне не следовало бить тебя топором. А если уж бить, то довести дело до конца. Тем более, это было нетрудно. — И не без гордости: — Мой удар вышиб тебя из списка бойцов!
— Что ж не добил? — поинтересовался Карлссон.
— Думал, что имею дело с человеком, — признался Двалин. — Ошибочка получилась.
— Ты меня удивил. — Карлссон опустил топор.
Двалин, немного поколебавшись, тоже опустил оружие.
— Как же ты ухитрился спутать мое доброе мясо с человеческим желе? — спросил Карлссон.
— Я думал: это бронежилет, — буркнул Двалин. — Может, ты отпустишь моих братьев? Даю слово: мы не хотели причинить тебе вред. Это ошибка.